Дикая сердцем

Такер К. А.

– Нам нужна прихожая! – Я с трудом стаскиваю сапоги, опираясь на стену и столик, чтобы сохранить равновесие. – И стул, на который можно присесть!

– И куда мы его поставим? – спрашивает Джона из гостиной.

– Я имею в виду в нашем новом доме.

Делаю большой шаг, чтобы не наступить в лужу, но безуспешно. Свозь шерстяной носок тут же просачивается холодная вода, и я морщусь.

– Тебе просто нужны тапки.

Поднимаю глаза и вижу Джону со сложенными на груди руками, прислонившегося к дверному косяку кухни. Мой живот скручивается,

как это всегда бывает, когда Джона входит в комнату. Я бросаю шапку и перчатки в подвесную корзину и стряхиваю с плеч громоздкое зимнее пальто, чтобы повесить его на один из двух крючков у двери. Моя новая куртка справилась со своей задачей, оставив тонкий слой пота между огромным слоем моей одежды и кожей, даже несмотря на то, что конечности у меня холодные.

– Когда ты вернулся? – спрашиваю я, сжимая и разжимая кулаки, чтобы согреть покрасневшие пальцы.

– Двадцать минут назад. Ты была на кладбище?

– Ага. – Вытряхиваюсь из своих лыжных штанов. – Видела Агнес.

– Во сколько ужин?

Я улыбаюсь.

– Сказала быть к пяти. Она готовит лосятину.

– Ну наконец-то! – вздыхает Джона. – Джордж поделился с ней этим мясом еще несколько недель назад. Все гадал, когда же она достанет его из морозилки.

Качаю головой и смеюсь.

– Ты так же несносен, как и мой отец, – ждешь, когда тебя кто-то накормит.

– Я так же умен, как Рен, – поправляет Джона. Его губы изгибаются в задумчивой улыбке. – Знаешь, тебе стоит взять у Агги несколько уроков по приготовлению лосятины. И оленины. Слышал, их не так-то просто готовить.

– Сам возьми парочку уроков. Я же сказала, что не буду разделывать или готовить то, что ты пристрелил.

Снимаю мокрый носок и вытираю влажную ступню о надетый.

– А что насчет того, что пристрелишь ты? – бросает Джона в ответ, не упуская ни единой возможности, и в его голосе появляется игривая нотка.

Я подхожу к нему и прижимаюсь своей маленькой фигуркой к его мощной груди, ожидая, когда он заключит меня в объятия.

– Насколько я знаю, мясо в продуктовом магазине уже мертвое. Даже на Аляске.

Джона замирает на мгновение, а затем притягивает меня к себе, наклоняясь, чтобы поцеловать сначала в губы, а затем вдоль линии челюсти.

– Тебе придется научиться стрелять из ружья, Калла.

– Зачем мне это, когда у меня есть ты? – возражаю я, волоча ноги с шутливой неохотой, пока он увлекает нас в гостиную, шагая спиной вперед, к дивану.

– Для безопасности.

– Я с ружьем – это противоположность безопасности.

– Для меня, вероятно, нет. – Опустившись на диван, Джона усаживает меня к себе на колени лицом к нему, прижимая мои бедра к своим. Убирает мои волосы с плеч и накрывает мой затылок рукой. – Закрой глаза.

– Зачем это? – спрашиваю я, прищуриваясь

и пытаясь разгадать его намерения.

Как однажды выразилась Агнес, Джона иногда любит поиграть в детские игры. Никогда не забуду, как он всерьез заставил меня поверить, будто отрежет мои волосы в отместку за то, что я ночью подстригла его бороду. Поэтому я не могу не задаться вопросом, что же за игру затеял он сейчас.

– Боже, ты издеваешься надо мной? Уступи хотя бы раз. Пожалуйста.

Нетерпение в его тоне убеждает меня согласиться. Я прикусываю нижнюю губу в напряженном ожидании того, что он там задумал, стараясь не подглядывать, когда слышу хруст разворачивающейся упаковочной бумаги.

Огрубевшие пальцы скользят по моей шее, с чем-то возясь. Ощущаю на коже прохладную цепочку и что-то тяжелое, оседающее на груди. Джона расправляет ее мимолетным прикосновением.

– Вот. Теперь можешь открыть глаза.

– Что это? – спрашиваю я, протягивая руку к вещице. Поднимаю кулон на свет, и мои пальцы нащупывают прохладный металл. На цепочке, сверкая полировкой, висит изящный самолетик из белого золота.

– Это твой настоящий рождественский подарок. Парень, который его делал, потратил чуть больше времени, чем планировалось.

– О боже… он…

Этот самолетик выполнен чрезвычайно точно и содержит самые мельчайшие детали, вплоть до окон, дверей, лопастей пропеллера и колес. Крошечные крылья, подмигивая мне, когда их грани ловят послеполуденный солнечный свет, проникающий в гостиную через эркерное окно, покрывают маленькие бриллианты.

Но мое внимание приковывает крошечная деталь на хвосте – миниатюрная копия логотипа «Дикой Аляски». И меня тут же захлестывают эмоции.

– Он прекрасен.

– Будешь его носить?

– Да! Непременно.

Буду носить его с гордостью.

– Получше, чем та охотничья куртка, которую ты возненавидела? – Джону выдают уголки его рта.

– Так это была шутка?

– Конечно, это была шутка, – ухмыляется он. – И она того стоила. Ты такая дерьмовая актриса.

– Боже, какой же ты иногда придурок.

Выпускаю из рук кулон, чтобы с силой стукнуть Джону в грудь. Чувствую вибрацию его негромкого смеха на кончиках пальцев, пока его руки ложатся на мои бедра, согревая тело даже сквозь два слоя одежды.

– Спасибо тебе, – уже с раскаянием произношу я. – Он просто великолепен, Джона. Правда. Это самое красивое украшение, которое у меня есть.

Не стоит удивляться. У Джоны всегда был отличный вкус – в этом убедилась, когда впервые вошла в его дом. Тогда ожидала увидеть унылую холостяцкую берлогу с валяющимися повсюду обглоданными свиными ребрышками и пустыми банками из-под пива.

Он глубоко вздыхает, его улыбка исчезает.

– Но я не могу взять на себя всю ответственность за него. – Джона держит маленький золотой самолетик между большим и указательным пальцами. – Этот кулон не только от меня.