Дикая сердцем
Шрифт:
– Прекрасная линия обзора… отлично выровнена… – Голос Джоны полон восхищения.
– Держу пари, ты говоришь это про все взлетно-посадочные полосы.
Он отсоединяет гарнитуру и привычно клацает множеством тумблеров, глуша мотор самолета. Наклонившись, чтобы быстро, но крепко поцеловать меня в губы и прошептать «да ты острячка», он открывает дверь и выпрыгивает из самолета.
И когда мои собственные ботинки с хрустом опускаются на землю, резкий контраст между нагретым салоном самолета и морозом снаружи заставляет меня еще
Из высокого металлического здания – ангара, понимаю я, заметив в зияющем отверстии двери красное крыло самолета, стоящего внутри, – выходит человек. Он приближается к нам осторожной и ковыляющей походкой по узкой вытоптанной дорожке. Должно быть, ему около семидесяти – лицо его огрубело от возраста, а волосы, выглядывающие из-под черной шапочки, белые как снег.
Джона спешит ему навстречу, держа сумку с мясом в руке. Вторую он протягивает, чтобы обменяться рукопожатием.
– Фил. Рад снова тебя видеть.
– Давненько не виделись, да. – Фил ухмыляется, демонстрируя отсутствующий передний зуб. Серо-голубые глаза переходят на меня, и я замечаю, что левый из них замутнен. – А это хозяйка?
– Еще не официально, но да.
И мое сердце поет от ответа Джоны, от всех обещаний и намерений, заложенных в нем, – несмотря на то, что мы еще не обсуждали женитьбу – сказанных без колебаний или страха, в типичной для него прямолинейной манере. Я так презирала эту его черту, когда впервые встретила его и когда он так нагло высказал мне все, что обо мне думает в не самых блестящих выражениях. Но теперь уже не уверена, что смогла бы без нее. Когда тебе не нужно беспокоиться о том, что тебе что-то недоговаривают, доверять людям становится легко.
Джона протягивает руку назад, чтобы подозвать меня.
– Это Калла. Дочь Рена Флетчера.
– Жаль было узнать о твоем отце. Очень жаль. Он ушел слишком рано.
– Спасибо, – говорю я и поспешно добавляю: – Джона рассказал мне и о вашей жене. Примите мои соболезнования.
Его губы поджимаются, и он отрывисто кивает мне в знак признания, словно на большее не способен.
И это чувство знакомо мне слишком хорошо.
Фил замечает термосумку в руках Джоны.
– Джордж упоминал, что передаст кое-что со своей охоты.
Джона похлопывает ладонью по жесткому ящику.
– Это отличная вырезка.
– Да, он уже хвастался. – Фил хохочет, и этот смех напоминает мне звук старого автомобильного двигателя, с трудом пытающегося завестись. – Что ж, пошли. Почему бы мне не устроить вам экскурсию, если хотите, а сумку в дом мы забросим после?
– Мы с радостью. Правда, детка?
Глаза Джоны сияют любопытством, оглядывая окрестности, а затем останавливаются на мне, и его губ касается странная оживленная улыбка.
Я не могу удержаться от ответной улыбки и придвигаюсь к нему, чтобы прошептать:
– У тебя прямо-таки стояк на дом этого парня, а?
Джона обхватывает меня рукой за талию и крепко притягивает к себе.
– Да я сейчас кончу в штаны.
* * *
–
В общем, мы влюбились в эту местность. Помню, я думал, что уже на полпути к смерти, и мне очень нужно было сделать какой-то большой шаг. Так что мы купили эту землю. Почти сорок гектаров земли, предостаточно для полноценной жизни. Давненько это было. – Он пренебрежительно машет рукой в сторону территории за домом. – В это время года нужны снегоступы, чтобы передвигаться.
– Еще ни разу не ходила на снегоступах, – признаюсь я.
И я понятия не имею, сколько это – сорок гектаров, но подозреваю, что на пеший обход участка уйдут целые часы. После осмотра ангара и мастерской мы забрались в красный ржавый пикап Фила и поехали к дому на нем, поскольку расстояние было слишком уж непомерным для старых ног Фила.
Фил с любопытством смотрит на меня.
– Раз уж ты об этом упомянула, то ты не похожа на местную.
– Я родилась на Аляске, но большую часть жизни прожила в Торонто.
– А, из городских. – Он протягивает Джоне бутылку виски, взятую со стойки. – Пить хочешь?
Джона отрицательно мотает головой.
– Лучше не стоит. Мне еще лететь.
Фил дразняще машет бутылкой в мою сторону.
– Ну а тебе-то самолетом не нужно управлять.
Я стараюсь не выдать выражением лица своих эмоций. Сейчас едва полдень, а Фил уже схватился за бутылку. Рядом с ним стоит стакан, и я не могу сказать, вчерашний ли он или им пользовались уже сегодня. Какова его жизнь здесь в одиночестве? Может быть, я бы тоже начала пить.
– Спасибо, но у нас впереди долгий день. Хотя стакан воды не помешал бы.
– Конечно, думаю, где-то здесь у нас найдется бутылка, еще с тех времен, когда здесь был наш сын.
Фил подходит к холодильнику и достает оттуда пластиковую бутылку, и каждое его движение напоминает о его возрасте. От меня не ускользает то, что он постоянно говорит во множественном числе – «нас» и «наш», – словно его покойная жена все еще где-то здесь. Наверное, чтобы привыкнуть к статусу вдовца после пятидесяти лет брака, требуется время. Или Фил просто не хочет мириться с мыслью, что ее больше нет с ним.
Я вежливо улыбаюсь, принимая воду.
– У меня хороший большой огород. Примерно сотка. Достаточно большой, чтобы сделать заготовки на зиму, и все огорожено и подключено к электричеству, чтобы отгонять живность во время выращивания. Вы что-нибудь выращиваете? – Задавая этот вопрос, Фил смотрит прямо на меня.
– Нет, этим занималась моя мать.
Хотя она сама не раз охотно признавалась, что получает куда больше удовольствия от своих кустов роз и сирени, чем от морковки с кукурузой.