Дикая сердцем
Шрифт:
Джона стоит перед большим загоном для скота, огороженным проволочной изгородью, положив руки на бедра, и смотрит на черно-белого козла.
Который, судя по всему, теперь принадлежит нам.
Я морщу нос от слабого едкого запаха птичьих испражнений, пропитавшего холодный воздух, поскольку слева от нас стоит опустевший курятник – ветхая коробка, сбитая из фанеры и бессистемно прибитых кусков черепицы. Рядом с ним находится гораздо более крупное, но такое же ветхое строение. Предполагаю, что это ночное
– Поссорились из-за чего? Какая ссора заканчивается словами: «Я заберу твоих кур, но оставлю твоего козла»?
– Без понятия. В записке лишь было написано, что Фил и этот парень, Рой, поссорились и что сена, а также зерна Зику хватит до весны.
Джона поджимает губы в раздумье.
И мне не нравится это выражение лица. Я уже видела его раньше. Он просчитывает варианты.
Но здесь нет никаких вариантов.
– Мы собираемся убедить Роя передумать, так? – предполагаю я.
Джона трясет головой.
– А ты точно боишься этого малыша?
Зик испускает громкое блеяние и поворачивает свои тревожно-горизонтальные зрачки в мою сторону. По моему позвоночнику пробегает дрожь.
– Нам не нужна коза.
– Бандиту, возможно, понадобится друг.
– У енотов не бывает друзей.
Джона упрямо выпячивает челюсть.
– Кто сказал, что он не может подружиться с козлом? Козы не любят оставаться в одиночестве.
Уже вижу, к чему все идет, и мое разочарование вспыхивает с новой силой.
– Я согласилась поселиться в деревянной хижине в лесу ради тебя. Я не стала жаловаться на енота в клетке. Я вот-вот начну разгребать чужое дерьмо, скопившееся за пятьдесят лет, а здесь, напомню, весь пол в ванной залит мочой, потому что Фил был слишком пьян, чтобы попасть в унитаз. Я провожу черту здесь – в вопросе с козой! – Мой голос гулко разносится над густым безмолвным лесом, который нас окружает.
Губы Джоны начинают подергиваться.
– Это не смешно.
Он трет лоб.
– Ладно. Ты права. Прости.
– Отлично. – Я делаю успокаивающий вдох. – Значит, пошли знакомиться с Роем.
Брови Джоны подлетают вверх.
– Что, прямо сейчас? Мы же только прилетели. Я думал, ты хотела поехать за матрасом сегодня.
Зик громко блеет и бьет копытом по стальной проволочной ограде загона.
– Да. Прямо сейчас.
Глава 10
– Должно быть, это здесь.
Джона притормаживает в конце дороги, где к дереву прибит деревянный знак с вырезанными на нем буквами «Р. Донован». Хорошо, что Джона предложил взять один из старых снегоходов Фила, поскольку дорога перед нами больше походит на туристическую тропку, чем на подъездную дорогу, и проехать по ней не сможет ни один полноразмерный
Мои руки крепко обхватывают талию Джоны, пока мы едем по тропинке, все глубже и глубже в лес, проезжая мимо двух неоново-желтых знаков «Проезд запрещен». Чуть дальше мы видим еще один знак, уже деревянный, с вырезанными на нем буквами, подкрашенными черной краской, который гласит: «Я придерживаюсь права стоять на своем».
– Что это вообще значит? – громко говорю я, стараясь перекричать низкий гул двигателя.
– Для разных людей – разное, – загадочно отвечает Джона, огибая деревья и обнаруживая, что здесь тропа не заканчивается.
– Мне кажется, мы не туда едем!
Джона указывает на небо над деревьями, и я замечаю дымку, плывущую вверх, что полностью опровергает мои опасения. Двигатель снегохода ревет громче, набирая скорость.
Наконец лес редеет, и нашему взгляду открывается крошечный обветшалый одноэтажный домик с крыльцом и отсутствующей дверью. За ним стоят сарай, превышающий размеры дома по крайней мере раза в три, и несколько небольших пристроек и навесов. И куча всего между ними: бочки, ведра, старые шины, газовые и пропановые баллоны, дерево в самых разных его состояниях – от больших бревен до аккуратно нарубленного хвороста. С краю примостились три старых грузовика, два из которых насквозь проржавели и частично разобраны.
Больше походит на свалку.
Когда Джона заглушает двигатель, из-за угла сарая выскакивают две огромные собаки, которые бросаются к нам с вызывающим тревогу рычанием и лаем. И чем они ближе, тем меньше походят на собак и больше на волков.
– Джона? – окликаю я, уже поднимая левую ногу и готовясь отбиваться от черного пса, надвигающегося на нас с оскаленными зубами.
Входная дверь где-то внутри хижины с громким скрипом открывается, и из нее появляется мужчина.
– Оскар! Гас! Назад! – Его резкий тон прорезает царящий хаос.
Собаки-волки мгновенно затихают и усаживаются на свои задницы, облизывая пасти. Ярко-серый пес, который кажется наиболее спокойным из этой парочки, устремляет на меня хищный желтый взгляд. Словно ждет, что я дернусь или кашляну и дам ему повод для нападения.
Из курятника неподалеку раздается неистовое кудахтанье кур, взбудораженных всей этой суматохой.
– Вы Рой? – спрашивает Джона.
Мужчина, переместившийся к проему на верхней ступеньке крыльца, где должна была стоять дверь, пристально смотрит на Джону с минуту, как бы обдумывая ответ. Ему около пятидесяти, а может, и больше. Он выглядит изможденным – то ли от возраста, то ли от трудностей, а может, от того и другого сразу. Его волосы с проседью, аккуратно зачесанные назад, намного темнее седой бороды, скрывающей челюсть. К синим джинсам и тяжелой фланелевой куртке пристали опилки.