Дикая. Дочь каганата
Шрифт:
— Ну, знаешь, честный обмен: одно наслаждение — на другое.
— Избавь меня от подробностей!
— Сам спрашиваешь, — они помолчали.
— А ты знал, что Хадаан кинулась прикрыть тебя от стрел? Не успела правда, но момент, я тебе скажу, напряжённый.
— Правда?
— Правда. Ты дорог ей. А потому, будь мужчиной и признайся, наконец. Только мальчишка боится рассказать о своей любви!
— Давай без нотаций…
— Я серьёзно. Хадаан из тех людей, которые не заметят, пока им прямо не скажут. Сам будешь виноват, если она влюбится в кого-то, не зная про твои чувства.
—
— Ну, ты же хочешь единолично обладать женщиной? А в случае с ней — не только телом, но и душой… Я же вижу. Хадаан не из тех, кто изменяет, для неё брак — что-то священное, как и данные клятвы, но сердцу ведь не прикажешь. Влюбится, и будет мучаться, ругать себя. И потеряется куда-то твоя дерзкая дикарка, останется только её тень.
— Тебе бы романы писать…
— А тебе бы смелости набраться, — парировал император. — Что-то выяснил насчёт нападений?
— Нет. Отчасти. Стража активно вылавливает сторонних посетителей трясины. Я думал, могу кого узнать, но нет, описания все неточные «женщина в чёрном плаще» — ни о чём не говорит. Ты уже знаешь, что Миранна спит с Игнатием? Нет? Теперь знаешь. Миранна точно выносила информацию, скорее всего как раз ему, но, пока их не поймали на горячем, это всё домыслы. За обоими пока ведётся слежка, все их входы и выходы из дворца наблюдаются, но, сам понимаешь, отследить каждый их шаг практически невозможно. В любом случае, наверняка — оба покушения дело рук одних и тех же людей.
— Тоже так думаю.
— Осталось только выяснить, кого именно. Чувствую, узнаем совсем скоро, разгадка как будто прямо перед носом…
— Мерзкое ощущение. Через несколько дней можно будет вернуться во дворец, а там — день рождения Хадаан и приём по этому случаю. Прибудет бойхайская делегация…
— Во главе с этим, как его… Хасаром?
— С ним. Что подаришь любимой жёнушке?
— Как видишь, пока ничего найти не могу, но идеи есть. Конечно, хотелось бы что-то, что понравится ей, но оружие я дарить не собираюсь. А вот родовые ониксы очень подходят к её глазам, и я даже зарисовал нужное украшение, эскизы уже у ювелиров, но камни я ещё не отобрал. Как вернусь во дворец, сразу этим займусь.
— Какой внимательный у меня брат однако, — хмыкнул император. — Что же, я рад. Если бы ты плохо относился к принцессе, я бы точно её увёл!
— Знаешь, я не посмотрю, что ты мой брат, да ещё и император…
— Понял-понял! О! — он заметил книгу на прикроватной тумбе. — Это что, фрисско-бойхайский разговорник?
— Он самый. Грамотная книжка, скажу я тебя, Бертэ одолжила. Я, правда, хотел удивить жену своими знаниями, но когда она постоянно рядом, скрыть изучение практически невозможно. Впрочем, она не знает, что я уже многое выучил.
— Да, когда ты чем-то увлекаешься, тебя не остановить.
— Именно! Думаю, к приезду бойхайцев смогу разобрать большую часть их тарабарщины. А вот сказать — вряд ли. Чтобы выговорить эти обороты, нужно родиться с другим сложением горла и языка!
— Ну зато смотри, как хорошо говорит Хадаан на фрисском.
— Это талант, не иначе.
— Ваше величество, ваше высочество, пришёл лекарь. Сказать ему, чтобы ждал? — заглянула Диана.
— Нет, пусть заходит. Мне уже пора, — Самор похлопал
— Сам ведь потом жалеть будешь, — хмыкнул принц и кивнул брату на прощание.
Пригород Раванны, Малый Дворец
Покои императрицы-матери, Августины Дементий Исоры, следующим днём
— Бабушка, я к тебе! — в покои императрицы залетел малыш Лукиан, и привычные к этому служанки только отошли в сторонку, не мешая маленькому урагану идти к своей цели. — Что у тебя вкусненького?
Няня осталась за дверью, покорно склонив голову. Младший принц иногда был неуправляемым, а когда дело касалось его любимого занятия — «попить чаю с бабушкой», можно было и не пытаться его как-то остановить.
Августина с несвойственным ей теплом посмотрела на внука. Да, внуки для неё были отдельной кастой — не игрушки. Или, если даже игрушки, то самые любимые, те, что лежат всегда рядом, о которых заботишься и не хочешь потерять. Малыш Лукиан привычно забрался на колени женщины и посмотрела на неё, закинув голову.
— Можно?
— Конечно, мой дорогой, — она улыбнулась ему, служанка тут же разлила по чашечкам чай и отошла в сторону, чтобы не нарушать их уединение.
— Спасибо! — он, прикусив губу, начал перебирать угощения, периодически подсовывая Августине те, что по виду казались ему самыми вкусными. Женщина безропотно открывала рот, позволяя кормить себя и не могла перестать умиляться.
Стареет. Ей так казалось. Холодность и расчётливость отступали под взглядом ясных детских глаз, вызывая искреннюю улыбку. Раньше она не позволяла себе подобного. Единственный человек, вызывавший в ней какое-то тепло, был её мужем, и даже испытываемые чувства не перебороли разум. Если бы прошлый император не умер по случайности, в тот же день его ждал яд от собственной жены. Он сдавал позиции, и Августина видела это: между любовью и благополучием Империи она выбрала второе.
Но сейчас бы она не сказала, что готова избавиться от любимых внуков, если это понадобится.
Она неожиданно закашлялась.
— Бабушка? — малыш спрыгнула с её колен, поняв, что женщине вдруг стало нехорошо. Подбежали служанки, обеспокоено взывая к её величеству, кто-то позвал лекаря. И во всей этой суматохе никто не заметил, как со стола пропали все сладости.
Отойдя на пару шагов, со слезами на глазах Лукиан наблюдал за кровью, стекающей по подбородку любимой бабушки. Лёгкие вдруг заболели, занемели пальцы, сжав в руках надкусанную ореховую конфету, он тоже закашлялся, а после потерял сознание.
Кабинет его императорского величества Марка Дементий Самора
— Что?! — император подскочил, отчего стул отлетел в сторону. — Что произошло?
Хадаан, широкими глазами смотрела на принёсшего нерадостные вести Сарона. Она резко повернулась к его величеству, мигом оценивая ситуацию. Он был бледен, и, кажется, потерял контроль. Это было не в его характере, но ситуация…
— Находящихся в помещении арестовали? — спросила она.
— Из-за суматохи…