Дикие груши
Шрифт:
«Надо же, — разозлился Омар, — хочешь им помочь, так вместо благодарности какие-то глупости несут: «займись мужским делом», «может, чему научишься»… Ну, погодите, дождетесь вы у меня…»
Он не успел придумать, чего именно они у него дождутся, как девочки с кувшинами поравнялись с Каримом, и тот вдруг громко, словно бы Муртуз был глухой, выкрикнул:
— Нет, нет, я еще совсем не устал. Вы пока отдохните, дядя Муртуз.
Карим, не разгибаясь, колотил молотком по камню до тех пор, пока девочки не скрылись
Тем временем вернулась бабушка. Она принесла узелок с какой-то травой и охапку хвороста. Бабушка облюбовала себе пятачок возле источника и собралась было развести костерок, но зашумел дедушка Хасбулат:
— Не там, не там! Найди место где-нибудь подальше!
— Ты что, пожара боишься? Там ведь вода, не керосин.
— Не в пожаре дело. Воробьев напугаем. У них гнездо в арке.
— Вечно ты, старый, что-нибудь выдумаешь! То муравьи, то воробьи, — ворчала бабушка, ловко перенося свое хозяйство подальше вниз, откуда источник был не виден.
Сложив несколько камней так, чтобы на них можно было поставить сковородку, она разожгла огонь. Наполнила водой из источника старый пузатый чайник. Вымыла мяту, сполоснула сковородку, достала банку со сметаной, муку, соль и принялась чудодействовать.
— Смотри, Омар, какую плиту Могильщик нашел! — тихонько сказал Карим, принеся очередной отбитый камень.
— Какой могильщик?
— Да тише ты! — Карим толкнул Омара локтем и кивнул на Муртуза, который возился с длинной узкой плитой. — У него прозвище такое. Потому что ему приходится рыть могилы. Или самому, или помогать.
— Ни за что не хотел бы быть могильщиком! А ты?
— Дело не в том, хочет он быть могильщиком или нет… Может, ему тоже не нравится рыть могилы.
— Значит его заставляют?
— Кто бы мог его заставить?
— В чем тогда дело?
— Я тоже спросил об этом у отца. Он мне ответил очень просто: «Кто-то же должен копать могилы».
— Но почему именно он, а не другой?
— Значит, он считает это своим человеческим долгом.
Карим говорил совсем как взрослый.
Омар подумал, что, скорее всего, он повторяет слова отца. Но в любом случае это звучало верно. Молодец, Карим!
— А потом он продаст эту плиту родственникам умершего?
— Как продаст? Ты не рехнулся?
— Продаются же деревянные гробы.
— Где?
— Везде, по-моему. У нас, в городе, например.
— Дядя Муртуз, вы слышите, что Омар говорит? — крикнул Карим.
Муртуз обернулся. Большими ладонями он продолжал ласково гладить шершавую поверхность плиты.
— Он говорит, в городе гробы продают за деньги.
— Кто продает?
— Не знаю кто.
— Похоронное бюро. Я сам ходил туда с отцом, когда умер наш сосед, — пояснил Омар.
—
Муртуз наклонился над плитой, собираясь поднять ее.
— Давайте мы понесем, — предложил Карим.
— Давайте, давайте, — усмехнулся дядя Муртуз.
Карим и Омар попробовали было поднять плиту, но не смогли.
Добродушно посмеиваясь, Муртуз поднатужился, поднял плиту и перенес ее к пирамиде сложенных камней.
«Какой силач! — подумал Омар. — Вот бы моему дедушке быть таким».
Дедушка Хасбулат не мог дотянуться до самой арки и поэтому подносил и подкладывал себе под ноги камни. Один, другой, третий… А вот дяде Муртузу никакой подставки не надо. Наконец дедушка встал на камни и тыльной стороной топора вбил доску между аркой и столбом.
Омар повертел головой в разные стороны, но воробья нигде не было. То ли полетел за червяками для своих птенцов, то ли сидел где-то в стороне и терпеливо ждал, пока дедушка закончит работу. Видимо, он уже понял, что дедушка ничего плохого его детям не сделает.
— Мойте руки, кушать пора! — Бабушка поднялась на пятачок, чтобы позвать всех к обеду.
— Кушать так кушать, — отозвался дедушка, послушно слез со стены, вымыл руки и достал из кармана газырь.
Омар заметил, как дедушка, открыв крышку газыря, высыпал из него что-то себе на ладонь и поднес ко рту.
Дядя Муртуз улыбнулся, но ничего не сказал.
Карим подмигнул Омару: следуй за мной. И они подошли к дедушке.
— A-а, и вы хотите полакомиться? — Дедушка опять отвинтил крышку газыря: — А ну, кто раньше руки вымоет?
Карим и Омар вымыли руки, поливая друг другу из глиняной кружки, которая до этого стояла на каменной полочке возле источника.
В протянутые ладони дедушка Хасбулат насыпал мальчикам по щепотке рыжего порошка. Карим поднес руку у губам.
— Это что? — спросил Омар, не решаясь последовать примеру Карима.
— Лекарство! Специально для аппетита, — засмеялся дедушка.
— А у меня и так аппетит хороший.
— Не хочешь? Давай мне! — Карим шагнул к Омару.
Омар торопливо слизнул «лекарство». Оно было горьковато-сладкое. С каким-то знакомым ароматом. Приятное на вкус.
— Понял, что это? Нет? Да груши же молотые! — Карим был доволен. Все-таки эти городские — странные ребята.
И он принялся объяснять Омару, что поздней осенью дикие груши сушат, мелят и вот такой порошок употребляют в еду. Дедушка Хасбулат однажды рассказал ему, что в детстве он больше всего любил именно эту муку. И сейчас очень любит. И не скрывает. Даже вроде сам над собой посмеивается: «Это, мол, раньше в газырях порох держали. А теперь в газырях лакомство храним». Вот какой его дедушка Хасбулат.