Дикие Земли
Шрифт:
— Вы там порешайте, кто у вас теперича старший, а мы тут пока с хлопчиками потолкуем.
До обсуждения не дошло. В той стороне, где док уложил раненых, сначала послышалась возня, потом слабый голос.
— Нечего здесь решать, — просипел Добруш, неловко поднимаясь на ноги. — Я старший, как был, так и остался. А ты чего удумал, старый хрыч?
— О, гля-ка Добруш. Совсем как живой, — схохмил ничуть не смутившийся Митрич. — А я уже думал, тебя того этого…
— Не дождёшься, — буркнул Добруш и, прихрамывая, направился
Митрич что-то шепнул Молчуну и выступил ему навстречу.
С появлением командира ватажники воспрянули духом, заметно успокоились и, как бы это странно ни прозвучало, расслабились. Похоже, ответственность на себя брать никто не хотел, а старшие на то и старшие, чтобы решать все проблемы. Похожие эмоции испытывали и старички-работяги. Только мои пребывали в растерянности. Да и я от них недалеко ушёл. Происходящее всё ещё оставалось за пределами моего понимания.
Но если посмотреть с другой стороны, сейчас эти пределы можно расширить.
Насколько я успел узнать Митрича, он ничего не делал с бухты-барахты. У него всё всегда распланировано, ходы записаны, и в запасе несколько вариантов. И раз он поднял тему, значит всё уже сто раз просчитал и уверен в успехе. Как минимум заготовил аргументы для конструктивного разговора.
Я решил не дёргаться и приготовился слушать, стараясь не отвлекаться на недовольный бубнёж Мишеньки. Он сейчас единственный рвался в бой и подбивал меня развязать военные действия.
* * *
Добруш с Митричем остановились друг против друга, аккурат посерёдке между враждующими сторонами.
Все следили за развитием событий. Ватажники со старичками с интересом. Новички с долей тревоги. Я же, помимо прочего, отслеживал ситуацию Дарами. И локальную: наблюдал за изменением эмоционального фона, чтобы не прозевать нападение. И общую: шерстил «Панорамой» дорогу в двух направлениях и ближайшие горы. Не исключал, что беглецы вернутся сюда с подкреплением.
Между тем диалог начался, и не сказать, что в дружелюбных тонах.
— Ну, старый, и какого лешего ты решил тень на плетень навести?
Добруш, несмотря на ранение, с ходу начал давить. Набычился, расщеперился, навис над Митричем, показывая, кто тут главный. Но тот тоже не пальцем деланный. Не поддался.
— Ты охолонь, милок, охолонь, — процедил Митрич, прожигая Добруша взглядом. — Хочу кое-что прояснить, чтобы потом вопросов не возникало.
— Нашёл время. На базу вернулись бы, там Проша всё на порядок бы и поставил.
Вот здесь согласен. На базе разговаривать было бы как минимум безопаснее. Но оставались сомнения в решениях Прохора. Похоже, Митрич мою точку зрения разделял.
— Проша? — скептически хмыкнул он. — Твой Проша с нами под пули не лез. И когда он ещё нарисуется… А потому мы всё решим здесь и сейчас. Ты и я. Как два старшака.
—
— Я, милок, в старшаках ходил, когда ты ещё поперёк лавки помещался. И за меня в Диких Землях тебе любой скажет, — с насмешкой проговорил Митрич.
— Любой, — фыркнул Добруш. — А чего тогда в долговую яму попал?
— За то и попал, что законы ватажничьи соблюдаю, — отрубил дед. — Но это уже дело прошлое. Я долги с лихвой все закрыл и теперича вольный охотник. Как и все мои хлопцы. И они мне доверили слово держать. Или ты сомневаешься в моём праве?
Добруш буркнул в ответ что-то ругательно-невразумительное и было потянулся за револьвером, но тут же отдёрнул руку. Видимо, Митрич насчёт прав не наврал.
— Если сомневаешься, ты оспорь! Докажи свою правду, — продолжал давить он и в его интонациях прозвучала угроза уверенного в себе человека. — Хлопцев твоих только жаль. Полягут ни за что ни про что.
На этих словах дед сокрушённо вздохнул, явно играя на публику, и его ход оправдал себя полностью. Ватажники загомонили, показав, что зазря полечь они не хотят. А «Эмоциональный окрас» передал недовольство и несогласие с линией Добруша. А тот и сам уже понял, что мальца перегнул и пошёл на попятную.
— Ладно, ладно. Чего ты быкуешь? Я просто спросил…
Митрич тут же этим воспользовался для закрепления достигнутого успеха. Он достал из кармана блокнотик, поднял его над головой и, повысив голос, сказал:
— Вот здесь у меня всё про всех записано. Сколько был должен и сколько отдал. Если кто хочет, может проверить. Нет таких? — он обвёл ватажников пристальным взглядом. — Тогда будем считать, эту тему закрыли. Так?
Последняя фраза предназначалась непосредственно Добрушу. Если тот скажет слово, задней уже не бывать.
— Так, — нехотя кивнул он. — Ты только уточни, кто твои, кто чужие.
Я напрягся. Этот камень полетел в мой огород. Но Митрич уже полностью владел инициативой и словно знал наперёд, что этот вопрос зададут.
— Хорошо, что спросил, — довольно хмыкнул он и снова развернулся к ватажникам: — Как думаете, ватажнички, сколько бы вас осталось в живых, кабы не Бесноватый? Ляксеич скольких подлатал? Скольким остальные сынки помогли?
В ответ повисло гробовое молчание. Задумался даже Добруш.
— Ну? Чего языки в жопу засунули? — не давал спуску Митрич. — Я жду.
— Да чего уж там, старый, — пророкотал Грек через усилитель экзо-доспеха. — Раскатали бы нас в плоский блин, если б не он.
— А теперь спрошу вас, кто они теперича? Каторжане али вольные люди? — задал вопрос Митрич, разыгрывая партию, как по нотам.
На этот раз ответили без промедления, синхронно в несколько голосов.
— Вольные.
— Прошли крещение кровью.
— Заслужили свободу.
— Добруш, ты скажи, — прищурился дед.