Дикие Земли
Шрифт:
* * *
— Я граф Смолокуров Михаил Александрович, — отчеканил Мишенька, задрав голову, как упрямый ишак. — И убедительно прошу, не называть меня этим плебейским именем.
«Ой, дура-а-ак», — протянул я, хлопнув себя незримой ладонью по незримому лбу.
Мелкий сейчас добавил нам геморроя, размером в кулак. И если кто-то здесь в курсе последних событий…
Реакция главного показала, что за новостями здесь не следят.
— Ого, целый
— Владею, — с вызовом ответил мелкий, явно не отдавая отчёт в своих действиях.
«Конченый, — прошипел я, закипая от злости. — Ты только что лишил нас последнего шанса».
«Дворянину не пристало юлить», — парировал Мишенька со своей обычной надменностью.
— Это ты молодец, что предупредил, — покивал наш собеседник и добавил, дёрнув щекой: — Браслетики на него наденьте с ошейничком. И остальных проверьте насчёт волшбы.
Цепной, тот, что остался с целыми пальцами, метнулся к пикапу, а вернувшись, исполнил что приказали. А мы с Мишенькой обзавелись комплектом из трёх стальных обручей. С вмонтированными камнями, фактурой похожих на яшму, и застёжками, как на полицейских наручниках.
«Дотрынделся», — прокомментировал я, пытаясь сообразить, как эта хрень работает…
Но меня отвлёк сиплый голос, прилетевший от дальнего края шеренги.
— Прош, тута, кажись, депеша какая-то… Кажись, печать Двухголового… Кажись, для тебя.
* * *
Тут меня словно током ударило. Проша — Прохор. Шрам — Меченый. Капитан ватаги вольных охотников. Мог бы догадаться и раньше.
«Получается, к этому упырю мы с Димычем ехали?».
Получается так.
Поворот неожиданный, но пока непонятно, куда он нас с Менделеевым приведёт. Что там в письме, я так и не выяснил. Впрочем, дёргаться поздно.
Меченый уже вскрыл конверт и начал читать.
Глава 2
Меченый дочитал конца. Нахмурился, словно что-то прикидывал. Прикинул, и его губы растянулись в улыбке. В резиновой.
— Чего ж ты молчишь, друг дорогой, — воскликнул он, явно перебирая с радушием, и кивнул двум цепным: — Развяжите и проводите к машине.
Те кинулись исполнять. Я же прогнал Меченого через «Эмоциональный окрас». Да с ним и без Дара всё было ясно: фальшь, скрытые замыслы, радость близкой наживы. Большой наживы, причём.
И подоплёка всего крылась в содержании письма.
«Ёкарный ты бабай, Димыч, — с досадой подумал я, вспомнив разговор в поезде. — Зря ты меня тогда не послушал».
А Димыча цепные уже тащили к пикапу. Он же, впав в ступор от стремительной смены событий, мало что понимал и практически не сопротивлялся. Уже у дверей оглянулся и, растерянно посмотрев на меня, промямлил:
— Э-э-э… Меченый… Прохор… Простите… Я здесь с товарищем.
Но его уже запихнули в машину, а Меченый его не услышал. Да и вообще, вёл себя
— Добруш, — подозвал он охотника с усами подковкой. — Остаёшься за старшего. Быки, хабар всё на тебе. И смотри мне, если что, спрошу, как с понимающего.
— Чать не впервой, справлюсь, — степенно кивнул Добруш и уточнил: — А ты? Разве не с нами?
— У меня срочные дела появились. Провожу вас до Пяти Дымов и уеду. Всё, давай, грузимся, некогда, — быстро проговорил Меченый, хлопнул его по плечу и развернулся к пикапу.
— Так хлопцы, каторжан в кузов и по коням, — скомандовал Добруш своим и, подпихнув коленом ближайшего пленника, добавил уже для нас: — И без фокусов мне.
В следующие две минуты я узнал, что Мишенька совершенно не приспособлен для скоростной посадки в грузовик. Что кузов полуторки слишком тесен для шестнадцати человек. И что чувствуют селёдки, когда их пихают в банку. А касаемо фокусов… Пофокусничаешь тут под прицелом четырёх ручных паромётов.
Тронулись, и стало совсем нехорошо.
Дорог здесь, понятное дело, не было, плюс подвеска рессорная, поэтому трясло, как в китайской арбе. Зубы лязгали на каждой колдобине. Прилетало то коленом, то пяткой, то локтем. Швыряло то о борт, то о днище, то о соседскую голову. Мишенька отбил всё, что можно отбить, и обзавёлся парой новых шишек на лбу.
Я поначалу пробовал отследить наш маршрут «Панорамой», но вестибулярка взбунтовалась и перестала распознавать где верх, а где низ. Вдобавок от мельтешения кадров и резкой смены фокуса жутко разболелась голова, и я завязал с этим делом.
Хуже всего пришлось паре матросов, что надышались дымом в пожаре, и стюарду со рваной раной в боку. У дирижабля они ещё держались, но к концу поездки совсем приуныли.
Через полчаса, по примерным прикидкам, пытка закончилась. Наш живодёрский транспорт тормознул у пригорочка, рядом с двумя такими же грузовичками. Пикап с Меченым упылил по его делам дальше. А мы принялись выгружаться. Первыми, предварительно откинув задний борт, из полуторки повыпрыгивали охотники. Следом, охая и кряхтя, поползли мы.
Я… (Ёкарный бабай, никак не привыкну. Конечно же, не я. Мишенька)…одним из последних ощутил под ногами твёрдую землю, разогнулся со скрипом, да так и застыл, оторопев от изумления… Судя по сдавленным матеркам, проняло не только меня.
И если у кого-то ещё оставался запал на побег или бунт, то увиденное это желание напрочь отбило.
* * *
Пять огненных сопок, мал мала меньше, курились дымком. Склон самой низкой оплыл стывшей лавой. Лощина, зажатая между ними, была по колено засыпана пеплом. Из пепла, насколько хватало глаз, торчали хребты невиданных тварей. Судя по всему, неживых.