Дикий цветок

Мичем Лейла

Слезы навернулись Сайласу на глаза. Слова Джессики, с их логичностью, произвели на мужчину благоприятное воздействие. Демоны, терзавшие его душу, отступили. Быть может, вся его вина заключается лишь в том, что он следовал предначертанным ему свыше путем. Всевышнему ведомо, что груз ответственности Толивера подобен приговору суда. Отложив сигару, Сайлас обнял жену.

— Я никогда не любил тебя так сильно, как сейчас, — произнес он.

Его голос дрогнул от осознания чуда — оковы спали с его души.

— В таком случае докажи мне это, — ведя мужа обратно к кровати, сказала Джессика.

Глава 59

Томас,

неприятно удивленный и взволнованный, отошел от приоткрытого окна спальни родителей. Он слышал каждое слово, произнесенное отцом и матерью. Страдая бессонницей, Томас, взяв стул из своей спальни, вышел на веранду и уселся там в ожидании рассвета, как вдруг услышал крик отца. Молодой человек вскочил на ноги, намереваясь бежать к родителям, но звук голоса матери остановил его. Томас понял, что отцу приснился плохой сон.

Желая убедиться, что с папой все в порядке, Томас подошел поближе к открытому окну их спальни. Его отцу исполнилось пятьдесят пять лет, и несчастья последних месяцев сказались на нем самым печальным образом. Год назад в том же возрасте внезапно умер городской ювелир. Рассказывали, что ночью, лежа подле жены на супружеском ложе, он увидел во сне нечто настолько ужасное, что сердце его не выдержало.

Томас подумал, что у отца имелись все основания страдать от ночных кошмаров. События последних месяцев звучали над ними погребальным звоном. Все обращения Сайласа Толивера к законодательному собранию штата и к влиятельным друзьям с мольбами помешать отделению Техаса от федерации ни к чему не привели. Первого февраля Техас стал седьмым штатом, присоединившимся к недавно созданным Конфедеративным Штатам Америки, для краткости называемым попросту Конфедерацией. Старинный друг отца, губернатор Сэм Хьюстон, был смещен со своего поста после того, как, закрывшись в подвале здания законодательного собрания штата в Остине, отказался выйти и подписать документы, провозглашающие выход из федерации. Несмотря на советы осторожных друзей, отец без устали отстаивал взгляды губернатора касательно неизбежности беды, которая последует за расторжением договора, столь выгодного Техасу. Отец места себе не находил, когда общественное мнение повернулось против Сэма Хьюстона и заставило героя сражения у Сан-Хасинто, человека, которому штат был столь многим обязан, подать в отставку и уехать на свою ферму в Хантсвилле.

Но отец продолжал попытки убедить каждого, кто соглашался его выслушать, в том, что Югу не хватает людей, не хватает оружия, и, вообще, он обречен на поражение.

Примером типичного восприятия его слов может послужить следующий случай. На собрании городского совета, созванного для обсуждения последствий выхода Техаса из федерации и грядущего вооруженного конфликта, один из фермеров осмелел до такой степени, что позволил себе непочтительно говорить с многоуважаемым Сайласом Толивером.

— Почему мы должны его слушать? Он годами твердил, что никакой войны не будет.

— Это было до того, как избрали мистера Линкольна, — возразил Сайлас. — Прислушайтесь к голосу вашего разума. Только каждый третий избиратель в Техасе владеет рабами. Почему меньшинство должно толкать весь штат к экономической пропасти, отправлять людей на смерть за дело, заблаговременно проигранное?

Ответом ему стали шиканье и свист. Не более вежливой была реакция со стороны других плантаторов, которым отец пытался втолковать, что, переняв его стиль хозяйствования в Сомерсете, они смогут уберечь себя от разорения, если отменят рабство. Все они беззаветно верили в то, что победа будет за Югом. Ни один президент северян не имеет права запрещать гражданам Конфедерации владеть рабами. Великобритания и Франция в случае войны займут сторону южных штатов. Соединенные Штаты пойдут на попятную. Эти две великие европейские державы нуждаются в хлопке, а без рабов хлопок выращивать невозможно. Эти страны ни за что не потерпят, чтобы правление мистера Линкольна мешало выгодному импорту.

Томас видел, как отец бледнеет, слушая оптимистические речи своих собеседников.

— Почему эти глупцы не понимают, ведь лондонские перекупщики

ясно предупредили: на английских складах лежит полным-полно хлопка. В Европе сейчас более обеспокоены неурожаем пшеницы, — стенал он в разговорах наедине с сыном. — Великобритании больше нужно зерно Севера, чем хлопок Юга!

Позиция отца в связи с провозглашением независимости штата и устойчивая слава матери в качестве противницы рабства сделали семью Толиверов почти изгоями. К немалому огорчению Сайласа, его не переизбрали в городской совет. Родители больше не приводили своих детей в клуб юного читателя, организованный Джессикой. Только высокий статус первых поселенцев и основателей Хоубаткера вкупе с нерушимыми дружескими отношениями с Дюмонами и Уориками спасли их от участи полных изгоев. Анри Дюмон и Джереми Уорик были настолько богаты и обладали таким большим влиянием не только в округе, но и во всем штате, что никто не осмеливался исключать Толиверов из списка приглашенных. Впрочем, те не принимали приглашений.

Самым тяжелым обвинением, по мнению Томаса, было утверждение Лоримера Дэвиса, что Сайлас Толивер сошел с ума от страха за сына. Он, мол, боится, что в случае войны может лишиться сына, а Сомерсет — наследника. Плантатор заявил, что не стоит слушать разглагольствования Сайласа Толивера, направленные против выхода из состава США. Всему причиной — отцовская тревога и боязнь, что Сомерсет ждет запустенье.

Сегодня ночью, стоя у окна родительской спальни, Томас невольно получил доказательство в поддержку слов Дэвиса. Мысль, что отец всерьез обдумывает возможность продажи плантации ради того, чтобы «обеспечить» его безопасное возвращение с войны, вызвала у Томаса отвращение. Боже правый! Что за несуразная мысль! Он знал, что отец очень его любит, возможно даже слишком сильно… Но продавать Сомерсет! Продавать ради избавления от воображаемого проклятия… Слава Богу, что мама переубедила отца, заставив увидеть всю смехотворность его планов.

Томас сидел у себя в спальне, выбитый услышанным из колеи. Выходило, что неясные слухи, которые просачивались к нему, имели под собой больше оснований, чем он думал прежде. Нити слухов, намеков, шепотков, едва знакомых имен, его собственных впечатлений вкупе со знанием истории семьи начали соединяться воедино, образуя гобелен с четким рисунком. Томас никогда не сомневался в том, что мама и папа любят друг друга, но до него доходили слухи, будто бы их союз был браком по договору. Ко всему этому приложил руку его влиятельный дед Карсон Виндхем. Там, в Южной Каролине, имела место какая-то сделка между ним и Сайласом Толивером. Отец должен был расстаться с девушкой, на которой собирался жениться, в обмен на деньги, с помощью которых он обустроил свою плантацию в Техасе.

Только неясные слухи долетали до ушей Томаса. Молодой человек не был излишне любопытен, поэтому никогда не интересовался источниками подобного рода россказней. Но теперь получалось, что в жизни отца была и другая женщина. В разговоре родителей всплыло имя Летти. Не она ли сейчас является женой дяди Морриса? Не эта ли женщина стала «жертвой», о которой говорил отец? Очевидно, богатый человек, «дьявол», с которым отец заключил сделку, — его дед. Правда ли, что Карсон Виндхем заплатил Сайласу Толиверу за то, чтобы тот взял замуж его дочь? С какой стати? Чтобы она не пошла в монастырь… Странно… На чьи деньги его отец создал Сомерсет?

Томас, хотя и видел своих дедушку и бабушку из Виллоушира всего-то раз, причем давным-давно, хорошо их помнил, в особенности импозантного Карсона Виндхема. Тот единственный визит родителей матери не прошел гладко. Томас припоминал вычурную церемонность и подчеркнутую вежливость разговоров. Папа явно нервничал. Когда гости уехали, огорченными его родители отнюдь не выглядели. О родне из Квинскрауна он знал также немного. У него была бабушка Елизавета, которая время от времени писала письма, но ни разу не приехала к ним гости, а они не ездили к ней в Южную Каролину. Томас знал, что у него есть дядя Моррис. Однажды Томас слышал и о Летти. Он догадался, что это жена дяди Морриса, но его родители не говорили о своей родне в его присутствии.