Дикий фраер
Шрифт:
После этого еще одно сильное желание возникло у Мамонтова. Объяснить, что именно ожидает Романа в скором будущем, он решил почему-то именно этой девушке. Она лучше всех присутствующих могла оценить его замысел.
Черныш, например, до сих пор не вник в задумку хозяина. Целую минуту, пока тот задумчиво разглядывал пленницу, он что-то напряженно соображал, а когда заговорил, то выглядел дурак дураком:
– Значит, не печеньем с чаем угощать нашего гостя. Ясно. – Черныш понимающе кивнул, но тут же пожал плечами и воскликнул с недоуменным отчаянием: – Так чем же
– А вафельками, – весело пояснил Мамонтов, подмигнув боевой девчонке в шинели вторично.
– Вафельками? – Хотя лицо Черныша окаменело от умственного напряжения, он не смог придумать ничего лучше, чем тупо переспрашивать хозяина, ожидая, что тот наконец подбросит ему хоть какую-нибудь подсказку.
«Попугай хренов!» – подумал Мамонтов и заорал, выронив сигарету изо рта:
– Вот именно! Вафельками! Вафлями! Теми самыми, которыми он Дашу угощал! Пусть знает, каково ей было!
Надрывный крик моментально спровоцировал кашель, который согнул его пополам. И это было очень своевременно. Потому что присутствующие могли списать выступившие на его глазах слезы на удушье, но могли истолковать их и как-нибудь иначе.
А одним из девизов Мамонтова была фраза, произнесенная грузином в старинном военном фильме: «Мужчина не плачет, мужчина огорчается». Мамонтов сам придумал логичное продолжение этому лозунгу, и звучало оно так: «… и тогда этот мужчина сильно огорчает своих обидчиков».
Только разве можно быть безжалостным со слезами на глазах?
Нашлись бы у Эльки сейчас сочувствующие слушатели, ох и порассказала бы она им о своих мытарствах! Но таковых рядом не наблюдалось, поэтому приходилось утешать себя самой.
Гнала плохие мысли прочь, а хорошим не давала сгинуть бесследно. Внушала себе: ты выкрутишься, Элька, ты обязательно выкрутишься, ты выйдешь из этого жуткого подвала целой и невредимой. Почему? А потому что сын тебя дома ждет, Антошка. А еще потому, что ангел-хранитель у тебя есть, тоже, наверное, на сынишку похожий, но умеющий отводить всяческие напасти и творить чудеса. Конечно, ангел, кто же еще? Иначе как бы удалось Эльке выскользнуть из всех коварных ловушек, которые подготовила ей судьба-злодейка?
Бандиты не сгноили ее в грязной яме, не поставили на хор, а в благодарность за доставленное удовольствие не забили ей между ног бутылку из-под шампанского, чтобы всласть поржать над ее предсмертными муками. Спаслась ведь и выжила, и даже уничтожила одного из своих врагов.
И людоед с садовыми ножницами не скормил Эльку своей грязной компании, и заживо ее не сожгли, и пули над ее головой отсвистели без всяких последствий.
Осталось выдержать только одно, самое последнее испытание.
Как только дошла Элька до этого самого главного, кульминационного момента своего психологического тренинга, так и застопорилась. Не сумела сделать себе хорошо, обломалась. И никакой впереди не хэппи-энд замаячил, а самая настоящая звезда. Не путеводная, совсем другая звезда. Та, которой накрываются в критические моменты судьбы. Такая вот невеселая получалась астрология,
Нетрудно было сообразить, что виной всему оказался симпатяга Роман. Красавец трахнул не ту, не тогда и не так. А расхлебывать заваренную им кашу предоставил своим случайным знакомым – Эльке и Петру. Та порция, которую Роману предстояло заглотить самостоятельно, была для нее слабым утешением. И когда его, бесчувственного, обреченного и, кажется, обделавшегося, выволокли из камеры, облегчения для себя Элька все равно не ждала.
Пожалуй, единственным светлым лучиком оставался для нее белобрысый Петр со своими миллионами. Элька не смогла бы вразумительно ответить, откуда у нее такая уверенность, но она не сомневалась в том, что этот настырный парень все же отыскал заветный чемоданчик. Более того, получалось, что Петр вернулся на овощную базу специально за Элькой, перестрелку тоже затеял ради нее, а это означало, что он готов умереть за нее.
Надо же! Она недоуменно повертела головой, но тут же замерла опять, потому что грубое шинельное сукно обожгло нежную кожу шеи. Благоразумнее всего было сохранять неподвижность и украдкой наблюдать за происходящим, ловя свой шанс выжить в очередной раз.
Сидя на холодном полу, Элька приподняла голову и искоса взглянула на Петра, возвышающегося над ней. Ангел-хранитель витал неизвестно где, зато рядом был обычный земной человек, на которого можно было положиться.
Петр, а не Петя. Незадачливый, простоватый с виду парень, он был готов пожертвовать ради Эльки не только жизнью, но и огромными деньжищами, что, по ее мнению, превосходило всяческий героизм, на который способны влюбленные мужчины. Подобно безрассудному мотыльку, летящему на свет, он стремился к ней, нашел ее и снова находился рядом, хотя это грозило ему неминуемой гибелью.
«Что за странный парень! – подумала Элька, продолжая незаметно поглядывать на Петра. – Его на другой планете воспитывали, что ли? У нас таких чудаков давно нет, все повымерли».
То, как умело расправился он с ударившим его мужиком в дорогом костюме, удивило Эльку не так уж сильно. Драк на своем веку она повидала немало, даже глаза давно перестала зажмуривать, когда мужские разборки происходили в ее присутствии. Ее потрясла не боевая сноровка Петра, а то равнодушие, с которым он ожидал расплаты за свою дерзкую выходку. В том, что мужчина сплевывает на пол, обычно не наблюдается ни малейшего героизма. Но когда это происходит в окружении враждебно настроенной публики, подобное говорит о многом.
Эльке вдруг захотелось встать рядом с Петром и прислониться к его сильному плечу, и если бы не дурацкая шинель, постоянно норовящая сползти на пол, она, пожалуй, так бы и поступила. Но и без того присутствие этого парня начало вселять в нее уверенность. Один уже только его голос, в котором ни разу не проскользнули трусливые или заискивающие нотки, настраивал ее на мажорный лад.
– Ты кто по жизни будешь? – поинтересовался у Петра толстяк, заправлявший в подвале.
– Сейчас почти что никто, – признался тот. – А раньше был телохранителем у одного бизнесмена.