Дикий голубь

Курин Юрий

По телевидинию перечисляли фамилии офицеров и матросов атомахода "Курск". Олег на лету ловил окончания фамилий и представлял их лица, о чём они думают… Чёрт!!! О чём можно думать в ожидании смерти. Смерти не быстрой, даже не средней; ожидание растягивается на два-три дня и она неприменно наступит. И так же медленно! Можно с ума сойти и тогда может быть легче будет. Или вообще всё по-хрену!

Видя перед собой затылок, Олегу так хочеться дать крепкую оплеуху… Так, чтобы шлепок ещё долго звенел о барабанные перепонки ушей. А потом ещё раз… Олег почувствовал внутреннее закипание, вспомнились все косяки брата и бесполезность

мозговой прочистки. Тут же затрещали костяшки кулаков и свод сжатых скул.

А он-то думал, что сможет положиться на младшенького, заиметь гордость за него, чтобы не думать и даже не видеть, а только знать, что вот, он есть – значит всё будет в порядке. А тут на те вам – такой цирк, будто специально хочет вывести из себя, дерзит, знает место и колет в него.

Олег стал сопостовлять трагедию "Курска", с отношениями с братом, и сознание порывалось выгнать себя на улицу и что-нибудь сделать. Что-нибудь сделать, значит проявить действие, не имеющее абсолютно никакого отношения к здравомыслию, к приличию, и к совести. Выскочить, стать посередине двора и раскрыв рот, выпустить на волю дракона; здесь свирепость не во внешнем виде животного и не в том жёлто-красно-синем пламени, извергающемся из самого нутра, а том последствии, что оно нанесёт… в первую очередь самому себе.

Только к чему всё это – ответ задерживался, а запуск-то произведён и что-то должно обязательно случиться. Прерывистое дыхание, бешеный пульс в висках и взять, да и закричать во весь опор, и начать крушить попавшиеся на пути препятствия, и быть тому урагану самым сильнейшим, что когда бы то ни были прежде.

Но Олег сдержался; закрыв глаза он медленно выдохнул. Даже просто не накричал на него. Но поговорить с ним он всё-таки должен.

–Послушай, братишка,– начал Олег разговор; он не глядел на Николая, испытывая отвращение к увиденому, но не показывая его.
– Что-то затянулось это… -Подобрать нужное, а самое главное, правильное слово, ему было трудно.
– Может, хватит заниматься глупостями, устраивать вот эти концерты,– Олег повёл рукой перед ним, как бы указывая на него.– Ты же всё-таки на работе, как ни как. А?

Николай выдохнул с лёгкой и видимой досадой оттого, что ему не удался розыгрыш. Пряча ухмылку и прекратив кривляться, он повернулся к брату. Олег знает, что он сейчас увидит и поэтому… больно удариться о пустоту не желает.

–Брат! От такой работы можно со скуки помереть,– недовольно выдавил из себе Коля, поправляя воротничок камуфляжа. Но с лица ухмылка не сходит. Прилипла.– Вон, где весело!

Николай имел ввиду происходящее по телевизору и потом молча смотрел в никуда. Диктор уже рассказывал историю создания "Курска", ловко маневрируя выученными наизусть цифрами характеризующие превосходство "Курска" над другими субмаринами, приводя конкретные примеры и факты из истории, а также недавних событий.

Олег не просто сопереживал трагедии. Ему представлялось, что это и с ним случилось и концентрировался на принятии каких-нибудь действий выхода из сложнейшей ситуации; лишь бы не сидеть сложа руки. Он стал прохаживаться по комнате взад-вперёд войдя в роль начальника, коим и находился. Николай не обращал абсолютно никакого внимания на него и спокойно приводил своё обмундирование в порядок. Тяжёлое молчание, не понимающих друг друга братьев, Олег решил прервать, продолжая поучать.

–Как

малый ребёнок всё-равно. Будь хоть немного серьёзней. Оглянись вокруг, неужели то, что ты видишь, имеет столько грязи, которое изливается от тебя? Или я тебя чем-нибудь обижаяю?

Олег наконец-то повернулся к брату. Это не так легко.

– Что за ветер у тебя в голове. Что он как бездомный… Мозги как у шестнадцатилетнего.

–Ты говори понятней,– ответил ему Коля вихляя правой стопой и прикусывая нижнюю губу,– что тебе конкретно не нравиться?

А ему-то всего двадцать один; в таких летах либо ты взрослый, либо застреваешь в детстве навсегда. Хотя об этом можно ещё и поспорить.

Николаю не хотелось продолжать, и уже пожалел было, что заговорил с братом; он только посмотрел исподлобья на него с игривой ухмылкой, но не в глаза, а так, скользнув по силуэту лица. Потом поднялся, взял с дивана кепку и направился к выходу.

–Ты куда?– резко спросил Олег, взбесившись, что полетели брызги. Он рассчитывал на долгий разговор,– я ещё не закончил, вернись на место. Сейчас же!

А Николай будто и не слышал его. Он только и сделал, что навроде бы остановился, но это было лишь замедление шага; он шёл дальше.

–Я сказал сядь на место!– Олег кричал, хотя хотел просто выразиться грозно и немного угрожающе.

Не вышло.

Снова мимо.

Николай, подходя к двери, выглядел победителем; ему удалось разозлить брата. Он спокойно сказал:

–Пойду территорию обследую,– он распахнул вовсю дверь и повернулся,– может, что-нибудь полезное обнаружу. И тебе стыдно не будет за меня! Зайчик там, или лисичка, подойдут?!

Олег словно застывает на месте, как ледяной, но чтобы сдвинуться с места, ему надо разбиться… Парадокс!

Переступив порог, Николай с издёвкой бросил:

–Если что, я сразу тебе доложу.

Он захлопнул дверь, и Олег слышал, как его ноги ступают по крыльцу.

–Послушай, чего ходить. Там Андрюха с Лёхой. И Прохорыч гуляют,– пытался докричаться Олег до брата, с каждым словом повышая голос, вдруг меняя гнев на милость. Но он только ударяется о потёртый и в некоторых местах уже дырявый дермонтин, обитой двери и осколками осыпается на пол.

Увы! Очередной промах, как выстрелить в глухом лесу, а потом кричать "Ау!" А уже после самому себе сказал:

–Кому я говорю? Какой-то трэш!

Вряд ли Николай слышал, что крикнул брат. Вряд ли слышал он его вообще когда-нибудь; в последнее время они всё чаще стали не понимать друг друга. Нет, не то, чтобы постоянно ругались; препирания исходящие от старшего, парировалось младшим как бронзовым щитом от бамбуковых стрел. Слышно было лишь постукивание дождя о жестяную кровлю и… слёзы. Нет! Не мужчины. Слёзы женщин, не дождавшихся своих мужей с…

"… с какой ещё работы?"

"… может вовсе не об этом!"

"Уверен?"

"… пока ты под сомнением, мы не сможем быть уверены до конца!"

"Мы! Преимущество в двойной силе. Не переживай!"

… и переживал от этого наверно только один Олег. Коля же был больше эгоистом, думал только о себе и о том, как бы досадить брату. Работал на "отстань", в голове одни только гулянки. И ничего в нём такого нет, чем мог быть полезен обществу.

Самому себе. Яркость парируется темнотой солнцезащитных очков. Коле они так идут – как мерзавцу…