Дикий мед

Первомайский Леонид Соломонович

Легкая рука легла на ее грудь и замерла. Грозно ударило сердце. Варвара не раскрыла глаз. Молчаливая мольба была в тепле этой легкой руки. Она поняла, кто молил ее о тепле, кому так безмерно холодно и одиноко этой черной ночью. Варвара накрыла эту беспомощную руку своей большой ладонью и в тот же миг ощутила, как чужие горячие губы ищут ее губ. Задыхаясь от слез, Варвара ответила на поцелуй Кустова, обеими руками взяла его голову и отклонила от себя. Он слышал, как она в темноте шарила руками, отыскивая сапоги, и не остановил ее.

Фотоаппарат и вещмешок лежали под стеною. Варвара взяла их и тихо вышла из пуньки. Беременная женщина

сидела у дверей своей хаты на обшитой досками завалинке. Варвара вышла из ворот и медленно пошла по дороге. Скоро начнет светать, и она найдет попутную машину в хозяйство Повха.

8

Бросив в глаза лейтенанту Мине свое: «Виноват, виноват!» — Люда выбежала из избы, не зная, что ей делать и где искать брата. Гнев и отчаяние душили ее. Одно лишь она знала наверняка: Кузю надо найти, надо выпросить у него прощение за любовь, которая так не ко времени вспыхнула в ее доверчивом сердце. Что будет потом, когда вернется с войны Серега, что она скажет ему, Люда не знала. Серега был далеко, словно в другом мире, который неизвестно, существует ли, а Кузя был где-то здесь, очень близко, и она чувствовала ответственность только перед ним, перед маленьким неподкупным судьею, который, осудив ее, сам испугался своего приговора и убежал неизвестно куда.

Люда и не заметила, как очутилась на ночной полевой дороге.

Хутор маячил позади темной грядой высоких деревьев. Знакомый хуторской барбос сначала сослепу облаял Люду, а потом, узнав, выбежал за нею в поле, — он стоял перед ней, задрав морду, и глядел в глаза, словно спрашивал: «Куда ж ты теперь?»

Ответ подсказала теплая дорога, на которой Люда стояла босыми ногами. Люда наклонилась к барбосу, потрепала его за уши и сказала:

— Пойду по родным, не сквозь землю же он провалился!

Барбос мотнул головою, будто сказал: «И то правда».

Люда пошла по дороге, барбос постоял немного, посмотрел ей вслед и вернулся в хутор: он охотно побежал бы за ней, но был воспитанным псом и знал свое место у хозяйской клети.

У Люды было много родственников по окрестным селам: в Крапивном — тетка-вдова с маленькими детьми, в Зубарях — старшая сестра с безногим мужем (как раз перед войною ему оторвало ногу на молотилке), в Гусачевке — родители Сереги и его замужние сестры, мужья их тоже воевали.

Люда боялась поверить в то, что Кузя исполнил свою угрозу и сбежал в бойцы, — это налагало на совесть тяжкий груз, она бы не снесла его.

Убежал к кому-нибудь из родни. Что ему делать в бойцах! Маленький, глупый, первой пулей его и срежет. Был бы он хоть братом Сереге, можно было бы понять, что обиделся за брата. А то ведь ее брат, она его вынянчила, была ему вместо матери, а он не мог ни понять ее, ни простить!

К тетке в Крапивное, небольшое сельцо, расположенное на горе в стороне от большой дороги, Люда пришла задолго до рассвета. В теткиной избе стояли солдаты, сама она с детьми ночевала в плетеной пуньке на мякине. Дети заплакали, когда Люда осторожно вошла в пуньку. Тетка спросонок не узнала ее.

— Ты кто? Ты чего?

Кто эта босоногая женщина, утомленная ночной ходьбой, тетка в конце концов поняла, а поняв, сразу же сообразила, что ее привело среди ночи.

Тетка Фрося, отцова сестра, была не старше Люды, но вдовство и трое детей состарили ее преждевременно, обострили ум и притупили чувства.

В девках была Фрося красивой и веселой, переплясывала и перепевала всех подруг

на вечеринках, парни ходили за ней табунком, она только посмеивалась над ними, оставляя свое сердце для одного. За того одного, кто был ей милее всех, и пошла замуж; а его взяли на финскую войну, взяли и не вернули домой — там он и остался в глубоких снегах под Выборгом, получив свою пулю в последнем штурме, когда уже известно было, что мир подписан. За детьми да за хозяйством Фрося почернела, иссохла, не часто умывалась, а от песен и смеха не осталось в ее сердце и следу.

— Ложись, — сказала Фрося и подвинулась на мякине. — Грех, должно быть, у тебя на сердце… Носит тебя по ночам!

Люда легла возле Фроси и заплакала.

— А не блуди, — сказала Фрося и с сердцем ущипнула Люду за полную руку выше локтя, — так и глаза сухие будут!

Фрося любила выразиться и крепче, она давно отвыкла от тонкостей и называла вещи своими именами, как и все бабы в маленьком село Крапивном, не пугаясь ни оболочки слов, ни их смысла.

Люде нечего было ответить, в слезах она уснула возле тетки, уткнувшись лбом ей в спину. Фрося долго еще слышала, как всхлипывала Люда сквозь сон.

Люда проснулась, едва начало светать. Земля содрогалась от далекого орудийного грома. Над селом кружили самолеты. Фрося хватала детей и относила их в щель, выкопанную за избой. Там уже сидели босые солдаты в нательных рубахах, они принимали из рук Фроси сонных ребят.

— Прилетел аэродром бомбить! — крикнула Фрося, хватая на руки старшую девочку. — Он часто прилетает, паразит, а на том аэродроме фальшивые самолеты стоят. На той неделе швырнул, паразит, бомбой на село, у Домны Аккуратовой корову убило!

Люде не было дела до Домны Аккуратовой и ее коровы. Она оперлась спиной об угол избы, машинально переплетала концы своих пышных кос и глядела, как над ложным аэродромом под горой, где стояли фанерные самолеты, очень похожие на настоящие, кружат немецкие бомбардировщики, разворачиваются и сбрасывают бомбы. Столбы земли взлетали в небо; грохот взрывов и толчки воздуха, которые словно прижимали ее к углу избы, не пугали Люду, она не слышала, как солдаты кричали ей из щели, чтобы пряталась: убьет осколком — и очень хорошо, сразу все кончится. У нее шевельнулось враждебное чувство к этим пожилым, один к одному некрасивым, низкорослым солдатам из какой-то строительной команды, прятавшимся в щели. Она не знала, что им как раз больше всего и доставалось от немецких самолетов, когда они ремонтировали дороги и наводили мосты, и что умеют они не только прятаться по щелям, но и копать, забивать сваи, тесать бревна, гасить плотины под огнем, не откладывая топора и не поднимая головы, когда рядом падают товарищи, такие же немолодые, многосемейные люди.

Немецкие самолеты, сбросив бомбы на ложный аэродром, улетели. Люда поела с Фросей холодной картошки с простоквашей, повязалась своим желтым платком и отправилась в Зубари, так и не сказав тетке, зачем приходила. Люда шла полевыми дорогами, прежде безлюдными и тихими. Она с детства знала эти тропки, рощицы, балочки и теперь не узнавала их. Всюду в замаскированных травою и соломою окопах и щелях сидели солдаты, в балках стояли орудия и танки. Несколько раз Люду останавливали, но простой рассказ о том, что она ищет маленького брата, который убежал на фронт, не вызывал подозрения — ее пропускали, хоть каждому хотелось, чтоб эта красивая молодая женщина осталась с ним на знойном поле.