Дикий опер
Шрифт:
Торопились, ох, торопились… Не дай бог так оголодать.
Квартира двухкомнатная, родителей у Тарзана, как всем известно, нет, а потому события в маленькой комнатке развивались стремительно и мощно. «Укуси, укуси меня!» – слышалось из нее. Раздавался рык, вскрик, свидетельствующий о том, что просьба исполнена. И скрип ДСП, напоминающий стон дерева в разгар тайфуна, возобновлялся с новой силой.
«Повег’нись!.. Повег’нись вот т-так!.. Нет, вот т-так!.. Нет, не т-т-ак!.. Да, вот так, кг’ошка!».
– Записать бы это, – пробормотал Копаев.
Он вспомнил, что он не ел с самого утра. Тихо вернувшись
«А-а!» Антон вздрогнул и распечатал один из бутербродов. Был он с красной икрой, и хлеб под ней хрустел. Проверил холодильник, принюхался к одной из бутылок, чтобы не оскоромиться спиртом вместо минералки, и с удовольствием перекусил.
В зале он, под вопли из запертой спальной – «А теперь ты мне так!» – расположился на диване и подтянул к себе распахнутые и позабытые хозяином нарды. Расставил фишки и стал бросать кости не на доску, дабы не стучать, а на диван.
Копаев был мужчиной. Появиться в дверях с папкой в руке в эти мгновения было выше его убеждений. Он не столько понимал Тарзана, сколько саму суть происходящего. Даже если бы за дверями сейчас находился не слесарь «Потсдама», а убийца, он, скорее всего, дал бы процессу закончиться в нормальном режиме. Есть принципы, переступать через которые некоторые мужики не могут, и Антон к этим мужикам относился в полной мере. Он продолжал бросать кости даже после того, как вопли прекратились и по спальне стали расплываться глубокие стоны.
«Давай еще, но по-дг’угому?»
– Э-э нет! – возразил Копаев, встал и уже стоя выбросил кости. Выпало два и один. Не беда, все равно проиграл. Себе.
Теперь можно было в тактичность не играть, и он резко толкнул дверь. Она отлетела, взору его предстало то, что он увидеть ожидал. Зина закричала дурным голосом. Так же, наверное, вопила Майя, когда ею, слушающую Селин Дион через наушники, пытался овладеть со спины Яресько.
– Спокойно, – предупредил Антон, не глядя на Зину, пытающуюся из бутылки ситро сделать дерево, за которым можно было спрятаться. Взгляд его был прикован к очумевшему от послесексового стресса слесарю. – Я – сле… Словом, пара ответов на мою пару вопросов, и я ушел. Не нужно спрашивать, кто я, иначе мне придется представиться. Считайте, что я – ваша скромность.
– Я сейчас тебя и пг’и… пг’и…
– Пристыжу, что ли? – попытался угадать Антон.
– Пг’ибью, – озверело пообещал Тарзан Коля и встал с кровати.
Вид его, лишенный одеяний, за исключением черных носков, почти как у Резуна, был не впечатляющ. Даже в тот момент, когда он еще не до конца отошел от вожделения. Копаев мог бы и ему, как Занкиеву, объяснить, что не нужно подходить вот так, к следователю, но вместо этого выбросил вперед ладонь, и царь джунглей, перелетев через низкую спинку кровати, рухнул на нее, и под ним что-то треснуло. Оставалось надеяться, что это все те же
– Я же попросил – спокойно, – напомнил Антон и поднял с пола кроватную накидку. – Зина, повар из кухни приготовил этой ночью креветки под чесночным соусом. Куда вы доставили блюдо?
– Креветки? – вращая дикими глазами, она куталась в накидку, словно ее пробирал холод. – Господи, дура я. Я не туда унесла? Простите, ради бога… Передайте Анатолию Сергеевичу, что больше это не повторится.
«Анатолию Сергеевичу?.. Это Дутову, что ли?!»
– Зина, я не из службы безопасности вашей гостиницы. Я из Следственного комитета, – увидев в глазах девушки настоящее отчаяние, Антон подавил в себе досаду. – Да мне плевать на эти креветки! Я спрашиваю – куда вы их унесли!
– В триста восьмой номер… – с трепетом в голосе пролепетала горничная. Ее вера во всемогущество Дутова стала еще сильнее.
– Кто там находился, когда вы принесли блюдо?
Он мог прочитать мысли девушки до самого дна ее сознания. Они читались с ее лица, как с листа бумаги. Поверить в то, что перед нею следователь, она не может. Сейчас она думает о том, что за ней следила СБ «Потсдама». Ей сделали заказ, она его исполнила, да не по тому адресу. Дутов за такие промахи карает жестоко, он чтит авторитет гостиницы. И сейчас он послал своего головореза, дабы окончательно разобраться с делами.
Это было все, что отражалось от лица горничной, замотанной в кроватную накидку.
Быть может, она обязательно бы соврала. Перед следователем за подобные мелочи отчитываться необязательно. Однако с Дутовым шутить не стоит, до сих пор никто так и не нашел Лизу, исчезнувшую из гостиницы сразу после того, как у одного банкира пропал из номера кейс с деловыми бумагами. И она заговорила.
В том номере, помимо одного славянина, находилось еще двое кавказцев. Славянин молчал, молчал и один кавказец, а второй догнал ее в прихожей, положил руку чуть ниже талии и предложил сто долларов за ночь. Взгляд его был мутен, но алкоголем не пахло. Пахло потом, причем так сильно, словно он не мылся несколько недель.
«Приготовь козлам креветок», – вспомнил Антон показания одного из поваров. Она назвала их козлами не потому, что доллара не дали. А потому что предложили то же, что и Зине, и пахло от них так же.
Зина, понятно, отказалась и быстро вышла из триста восьмого номера. Более она в этот номер не входила и вряд ли вошла бы, даже если бы ей предложили большие чаевые. Зина очень не любит две вещи: кавказцев и скисший запах пота. А два в одном просто ненавидит.
– Тебе к-конец, – пообещал Тарзан. К тому моменту, когда Зина разговорилась, он окончательно пришел в себя. Теперь его вид был еще менее впечатляющ. От вида того остались лишь носки, вяло свисающие со ступней сорок второго размера.
– Как выглядели славянин и те кавказцы?
Светловолосый молчун из номера предпочитал пастельные тона, а потому одет был в тонкий кремовый свитер и светлые брюки цвета кофе с молоком. На ногах были туфли такого же цвета. Да, она чуть не забыла. У славянина, когда он зевнул, обернувшись на приход горничной, во рту блеснул металлический зуб желтого цвета.
Больше она ничего рассмотреть не смогла, потому что дело горничных – это убирать номера и исполнять заказы, а не запоминать черты клиентов.