Диктатор
Шрифт:
На этот раз английский премьер был несказанно удивлен агрессивным поведением Сталина.
— Вы слишком боитесь сражаться с немцами,— Сталин и не подумал скрывать своего раздражения,— Если бы англичане попытались это сделать подобно русским, то убедились бы, что это не столь страшно. Англия нарушила обещание открыть второй фронт в этом году. Англия не выполнила обещаний в отношении поставок России.
Черчилля так и подмывало наговорить Сталину множество всяких колкостей, но он, набычившись, слушал, не перебивая собеседника. Видимо, за ночь военные здорово «поднакачали» Сталина!
—
— Господин Сталин,— воспользовавшись паузой, заговорил Черчилль, сдерживая свое возбуждение,— я согласен с вами: русской армии храбрости не занимать. Но предложение о высадке в Шербуре совершенно не учитывает наличия Ла-Манша.
— Легко понять,— нахмурился Сталин,— что отказ правительства Великобритании от создания второго фронта в Европе в текущем году наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта. Кроме того, этот отказ осложняет положение на фронте и наносит ущерб планам советского командования.
Они спорили не меньше двух часов. Черчилль не переставал удивляться: вчера все закончилось вроде бы мирно, а сегодня — взрыв! Наконец Сталин сказал:
— Продолжать разговор на эту тему нет никакого смысла. Я буду признателен господину Черчиллю, если он примет наше предложение прибыть завтра в восемь часов вечера на обед, который мы устраиваем в его честь.— Эти слова Сталин произносил, глядя не на Черчилля, а на переводчика Павлова.
Принимая предложение, Черчилль сказал, что намерен вылететь из Москвы пятнадцатого числа, рано утром. Сталин озабоченно спросил, не сможет ли Черчилль остаться подольше. В ответ он услышал, что Черчилль готов это сделать, если это принесет какую-либо ощутимую пользу.
— Я вынужден сказать, господин Сталин, что в вашей позиции не чувствуется стремления к партнерству! — не выдержал Черчилль, не скрывая досады.— Я проделал столь большой путь, чтобы установить хорошие деловые отношения. Мы сделали все возможное, чтобы помочь России, и будем продолжать это с еще большей энергией. Мы были в полном одиночестве в течение целого года в борьбе против Германии и Италии. Теперь, когда три великие нации стали союзниками, победа обеспечена при условии, если мы будем едины во взглядах и целях.
Черчилль еще долго и возбужденно говорил в том же духе, пока не заметил, что, по мере того как Павлов переводил его полную обиды речь, Сталин менялся и становился спокойнее. Казалось, ему даже понравилась эта напористая самозащита Черчилля.
— Так я еще раз прошу вас прибыть на торжественный прием,— напомнил Сталин, расставаясь с Черчиллем.
«Человеку, руководящему страной, которую уже почти завоевали немцы, следовало бы вести себя менее гордо и заносчиво и, скорее, просить помощь, а не требовать ее, как это позволяет себе этот настырный азиат»,— подумал
…Накануне отлета Черчилля из Москвы Сталин, прощаясь с ним, сказал сердечным тоном, поразившим гостя:
— Вы уезжаете на рассвете. Еще есть время. Почему бы нам не отправиться ко мне домой и не выпить немного?
— В принципе, я всегда сторонник такой политики,— сразу взбодрился Черчилль.
Сталин повел его через коридоры, затем они вышли на кремлевский двор и наконец пришли в квартиру хозяина. Черчилль был обескуражен, увидев небольшие комнаты, обставленные с удивившей его простотой. Комнат было всего три — столовая, кабинет, спальня.
Они уселись за стол, ожидая, пока пожилая экономка накроет его. Вскоре появилась миловидная рыжеволосая девушка.
— Моя дочь Светлана,— представил ее Сталин.— Она главная хозяйка в этом доме.
— И, судя по всему, отличная хозяйка,— заулыбался Черчилль.
Светлана поцеловала отца в щеку и принялась помогать экономке. Сталин взялся открывать бутылки с вином и коньяком.
— А не позвать ли нам Молотова? — неожиданно спросил Сталин.— Он занят вместе с Кадоганом составлением коммюнике. Пожалуй, за этим столом мы его составим быстрее. Кстати, у Молотова есть одно особенное качество — он умеет пить.
— Мне в это не очень верится,— принимая шутливый тон Сталина, сказал Черчилль,— Вчера на официальном обеде я обратил внимание, что даже после произнесенных тостов вы и ваши коллеги пили чисто по-европейски — слегка отпивали из крошечных рюмок лишь по маленькому глотку.
Он хотел добавить, что уже не раз слышал глупые истории о том, что все эти официальные обеды превращаются в попойки, но посчитал, что такое добавление может обидеть Сталина.
— Между тем за военные успехи следует опорожнить рюмки до дна, или, как говорят немцы, «цум воль»,— авторитетно заявил Черчилль.
— У нас пока нет военных успехов, если не считать контрнаступления под Москвой,— сказал Сталин.— Вот начнем одерживать победы — тогда и можно будет осушать рюмки до дна. Особенно за успехи второго фронта.
«Ну и язва этот Сталин»,— подумал Черчилль, а вслух произнес другое:
— Надеюсь, что, соединив наши усилия, мы достигнем военных успехов. Русская армия не отдает без боя ни единого клочка своей земли. Я верю, что настанет момент, и она перейдет в наступление.
— Дай-то Бог,— коротко отреагировал на эти слова Сталин.— Мне хотелось бы высказать свое суждение о конвоях ваших судов, направляемых в Россию. Мне кажется, что они не очень хорошо организованы. В июне почти полностью уничтожен немцами ваш арктический конвой. Разве у английского флота нет чувства гордости?
Пожалуй, ничто не могло так чувствительно задеть Черчилля, как это вроде бы вскользь оброненное замечание.
— Вы должны мне верить, что английский флот действует правильно и высоко держит свою честь,— хмурясь, возразил Черчилль.— И поверьте, я действительно знаю много о флоте и войне на море.
— Это означает,— тут же вклинился в его речь Сталин,— что я ничего не знаю о флоте и о войне на море.
— Вы скромничаете. Хотя истины ради надо сказать, что Россия — это прежде всего сухопутный зверь, а англичане — это звери морские.