Дилогия об изгоняющем дьявола
Шрифт:
Подсолнух на какое-то время умолк, а потом язвительно заметил:
— Что-то галерка не аплодирует. Вы что, не верите мне, лейтенант?
— Нет.
Ехидная ухмылка сползла с лица Подсолнуха, и он посерьезнел Киндерман вдруг увидел перед собой беспомощного, затравленного старика.
— Не верите? — Голос Подсолнуха дрожал.
— Нет.
Старик поднял на следователя умоляющий взгляд.
— Томми говорил, что не простит меня до тех пор, пока я не расскажу вам всю правду.
— Какую правду?
Подсолнух отвернулся и мрачно произнес:
—
И снова в глазах его замелькал неподдельный ужас.
— Какую правду? — повторил вопрос следователь.
Подсолнух задрожал В глазах его застыла мольба.
— Я не Каррас,— хрипло прошептал он.— Томми хочет, чтобы вы знали это. Я не Каррас! Пожалуйста, поверьте мне. Томми говорит, что, если вы не поверите, он не уйдет. Он останется здесь. А я не могу оставить брата одного. Прошу вас, помогите мне. Я не могу уйти без брата!
Киндерман удивленно поднял брови и наклонил голову.
— Куда уйти?
— Я устал. Я хочу и впредь существовать. Необходимость оставаться здесь уже отпала. Я хочу идти дальше. Ваш друг Каррас не имеет никакого отношения к этим убийствам.
Подсолнух внезапно подался вперед.
Киндерман резко отпрянул Никогда раньше не наблюдал он в этих глазах такого отчаяния и страха.
— Скажите Томми, что вы верите в это! — умолял старик.— Скажите же!
Киндерман затаил дыхание. Он ощущал, что сейчас должно произойти нечто очень важное. Но что? И откуда взялось это смутное предчувствие? Может быть, он поверил наконец словам Подсолнуха? Впрочем, сейчас это не важно, решил следователь. Только одно имело значение в этот момент.
— Я вам верю,— твердо и громко произнес он.
Подсолнух откинулся назад, сильно ударившись о стену, глаза его закатились, а из горла донесся все тот же странный, заикающийся голос:
— Я л-л-люблю т-тебя, Д-д-джимми!
Голова Подсолнуха бессильно упала на грудь, он закрыл глаза.
Киндерман вскочил со стула. Встревоженный, он бросился к Подсолнуху и склонился над ним. Но Подсолнух не издал больше ни звука. Лейтенант нажал кнопку вызова и торопливо вышел в коридор.
— Опять начинается,— на ходу бросил он Аткинсу.
Не теряя времени, Киндерман ринулся к дежурному телефону и позвонил домой. Трубку подняла жена.
— Дорогая, никуда не выходи из дома,— предупредил Киндерман.— И никого не впускай! Закрой двери, окна и никому не открывай, пока я не приеду!
Мэри пыталась было что-то возразить, но он перебил ее, повторил указания и, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Потом вернулся к Аткинсу.
— Немедленно пошли людей к моему дому,— приказал Киндерман.
В этот момент из палаты вышла медсестра Спенсер и объявила:
— Он умер.
Киндерман уставился на нее непонимающим взглядом.
— Что?
— Он умер,— повторила медсестра. — У него только что остановилось сердце.
Киндерман заглянул в палату. Подсолнух навзничь лежал на кровати.
— Аткинс, подожди здесь,—
Киндерман медленно вошел в палату. Он слышал, как вслед за ним поспешила и медсестра Спенсер. Девушка остановилась, а лейтенант подошел к самой кровати и посмотрел на Подсолнуха. Смирительную рубашку и ремни с ног уже сняли. Подсолнух был мертв, и смерть смягчила суровые черты его лица; теперь он казался спокойным и безмятежным, будто обрел наконец долгожданный покой. Киндерман вдруг вспомнил, что однажды уже наблюдал подобное выражение лица. Он попытался сообразить, когда же именно, а потом заговорил, не поворачивая головы:
— Он раньше просил о встрече со мной?
— Да,— кивнула медсестра Спенсер.
— И больше ничего?
— Я не совсем понимаю...— отозвалась медсестра и подошла к следователю.
Киндерман повернулся к ней.
— Он больше ничего не говорил?
Девушка сложила руки и неуверенно произнесла:
— Ну, не совсем...
— Что значит «не совсем»? Выражайтесь яснее.
В полумраке глаза ее казались совсем черными.
— Я слышала какой-то странный голос. В общем... такое иногда с ним случалось. Он начинал заикаться.
— Это были членораздельные звуки? Слова?
— Точно не знаю.— Медсестра пожала плечами.— Я не уверена. Это произошло как раз перед тем, как он начал требовать вас. Я подумала, что он еще не пришел в себя, и подошла, чтобы пощупать пульс. И вот тогда я услышала заикающийся голос Он произнес что-то похожее на.. Я точно не могу поручиться... Что-то вроде слова «отец».
— «Отец»?
Девушка снова пожала плечами.
— По крайней мере, мне так показалось.
— И он в это время находился без сознания?
— Да. А потом он вроде бы пришел в себя и... Ну да, конечно, теперь я вспомнила. Он прокричал: «Ему конец».
Заморгав, Киндерман близоруко прищурился.
— «Ему конец»?
— Да, а потом начал выкрикивать ваше имя.
Несколько секунд Киндерман молча смотрел на девушку, а затем повернулся к телу.
— «Ему конец»,— пробормотал он.
— И вот что удивительно,— спохватилась медсестра Спенсер.— В последние минуты мне показалось, что он обрел покой. Он неожиданно открыл глаза, и на меня взглянул как будто другой человек — такой счастливый... как ребенок.— В голосе девушки послышалась печаль.— И мне стало его по-настоящему жалко. Да, он страшный человек, не важно, болен он или нет, но в эти минуты в нем появилось нечто такое... Мне правда стало его жалко.
— Он часть ангела,— тихо произнес Киндерман, не в силах отвести от Подсолнуха взгляд.
— Простите, я не разобрала.
Киндерман слушал, как продолжают мерно падать капли, ударяясь о раковину.
— Вы можете идти, мисс Спенсер,— произнес следователь.— Спасибо.
Девушка вышла, и, когда ее шаги в коридоре стихли, лейтенант с нежностью дотронулся до лица Подсолнуха, ненадолго задержал руку на его щеке, а потом резко повернулся и покинул палату.
Что-то изменилось вокруг. Но что?