Динамит пахнет ладаном

Костюченко Евгений Николаевич ""

— У нас все готово, — сказал Апач, выходя из пещеры. — Сейчас моя очередь разговаривать…

Он осекся, увидев, что Стиллер исчез. Подошел к краю, глянул вниз и сплюнул.

— Пол, ты же обещал!

— Он сам упал, — спокойно ответил Орлов, выпуская струю дыма.

Ему не хотелось лишний раз спорить с Апачем. А тот не позволил бы Стиллеру умереть так быстро.

* * *

Медвежонок и Апач погнали мулов в город, а Орлов с Кливлендом отправились обратно в свой лагерь.

Мулами

должен был заняться Апач. Узнать, откуда они взялись. Украли их или купили? Если купили — кто покупатель? Капитан Орлов постарался убедить кровожадного индейца, что его миссия очень важна. Вывести на чистую воду всех участников контрабандной цепочки — это гораздо полезнее для дела, чем просто снять скальп с Мэнсфилда.

У Медвежонка была другая задача, не менее важная. Он вырос в мексиканских трущобах Эль-Пасо, часто бывал там и, когда требовалось, мог вызвать себе в подмогу целую армию малолетних шпионов. Орлов вручил ему обрывок фабричной упаковки динамита и попросил подбросить Мэнсфилду. А затем установить за ним слежку.

— Мне особенно важно знать, к кому он побежит, получив наше послание, — сказал Орлов.

— А он побежит?

— Конечно. Ну, не побежит, так другим способом свяжется с кем-то. С кем — вот что важно знать. Я ошибался. Мэнсфилд — не самый главный. Есть кто-то над ним. Вот с ним-то я бы и хотел повидаться.

Они разъехались в разные стороны, и примерно через час Джошуа Кливленд спросил:

— Ты уже не хочешь сделать то, из-за чего мы сюда приехали?

— Что?

— Убить Мэнсфилда. Почему ты передумал?

Примерно через пятнадцать минут Орлов ответил:

— Мне не хочется никого убивать. Даже Мэнсфилда.

— Стиллера ты тоже не хотел убивать.

— Да, не хотел.

— Самая тяжелая вещь на свете — это кровь убитых, — сказал Кливленд.

Орлов был не в том настроении, чтобы вести беседы, неизбежные в долгом и монотонном пути. Однако он чувствовал, что индейцу хочется поговорить, и спросил:

— Команчи умеют снимать эту тяжесть?

— Умели раньше.

Старый вождь помолчал, ожидая ответной реплики собеседника. Но не дождался. И продолжил разговор, словно размышляя вслух.

— Да, пролитая кровь отягощает душу. Когда убиваешь ради мести, эту тяжесть делит с тобой отмщенный. Порой убиваешь, чтобы спастись. И тогда тяжесть делят с тобой те, ради кого ты живешь. Но иногда приходится убивать, потому что нельзя не убить. Как сейчас. И тогда команчи не возвращались в семью, пока сердце снова не становилось легким. Надо было долго истязать себя. Не есть, не спать, не двигаться. Слушать голоса духов. Их особенно хорошо слышно на пятый день. А на седьмой день уже не только слышишь, но и видишь духов. Они забавные, духи… — Кливленд покрутил головой. — Вот поэтому наши народы и проиграли

войну с белыми. Белые не тратили время на всякие глупости. Убивали нас десятками, как уток на озере, и спокойно продолжали жить. Какая тяжесть? Не думай об этом, вот тебе и станет легче.

— Да я уже и не думаю об убитых, — признался Орлов. — Я думаю о другом. Но ты опять скажешь, что мы, белые, всё на свете превращаем в торговлю.

— Торговля — не самое плохое занятие. Ну? Что ты хочешь купить? Подожди, я угадаю. Хочешь продать Мэнсфилду его собственную жизнь?

— С тобой трудно говорить, — сказал Орлов. — Ты слышишь мои слова раньше меня.

— Я и дела твои вижу раньше, чем ты их совершишь, — сказал Кливленд. — И я мог сказать тебе еще неделю назад, что ты не убьешь Мэнсфилда.

— Почему же не сказал?

— Потому что не знал, что будет дальше. А сегодня знаю. Ты не убьешь его. Потому что только он может тебя воскресить.

— Как?

— Если Мэнсфилд поймет, что его жизнь в твоих руках, он сделает все для тебя. Его газеты напишут о том, что там, на старом прииске, нашли не твое тело. Он сделает так, чтобы твой завод снова стал твоим. И все будет как прежде. Ты вернешься в свой дом. А по весне снова начнешь кочевать с рейнджерами. И все будет как прежде.

— И Мэнсфилд, как прежде, сможет заниматься своими грязными делишками.

— А ты, как прежде, станешь ему мешать, — спокойно парировал индеец. — В природе должно сохраняться равновесие. Волки убивают оленей, охотники убивают волков, но и те и другие должны знать меру, чтобы сохранить равновесие. Какой смысл убивать Мэнсфилда? Его грязные делишки будет проворачивать кто-то другой. Просто для равновесия.

— Какой смысл меня воскрешать? На мое место тоже придет кто-то другой, — сказал Орлов.

— Не вижу, кто это может быть. — Джошуа Кливленд гордо вскинул голову: — Есть люди, как муравьи. И есть люди, как медведи. Одних много, других мало. Я редко встречал таких, как ты.

— А как ты?

— Таких вообще никогда не видел, — скромно ответил вождь.

Подъезжая к лагерю, они издалека почувствовали запах еды. Вкусной еды.

— Команчи прячут огонь так, что ты пройдешь в десяти шагах и ничего не заметишь, — проворчал Джошуа Кливленд. — Твоя женщина не умеет обращаться с костром.

— Она умеет обращаться с мясом, — пряча довольную усмешку, отвечал Орлов.

Вера стояла у огня, помешивая варево в большом котле.

— Вам придется потерпеть, — сказала она. — Идите пока помойтесь с дороги.

Джошуа присел над отрубленной кабаньей головой и потрогал длинные резцы.

— Хороший зверь. Он сам к тебе пришел?

— Разве так бывает?

— Бывает. Когда в лагере нет мужчин, кабаны навещают женщин и разоряют кухню.