Дипломат
Шрифт:
– Ну, Гарольд, – начал Дрейк, стоя против Эссекса со стаканом в руке, – чего вы надеетесь добиться в азербайджанском вопросе чуть ли не на другой день после Московской конференции?
– Об этом вас надо спросить, – сказал Эссекс. – Как относятся русские к Московской конференции? Считают ли они, что чего-нибудь достигли?
– Повидимому, они довольны результатами.
– Отлично, – сказал Эссекс. – Значит, они будут более уступчивы.
– Не надейтесь, – сказал Дрейк.
– Почему? – возразил Эссекс. – Знаете, Френсис, мы всегда слишком предвзято судим о русских; справедливость
Дрейк надел пенсне и пристально посмотрел на Эссекса.
– На вашем месте, Гарольд, я не стал бы разговаривать с русскими в таком тоне.
– Разве сейчас не такая линия?
– Может быть, и такая, – сказал Дрейк. – Но мы все-таки смотрим на это не так серьезно.
– Вот как? – Эссекс подбросил в огонь полено. – Я думал, что результаты Московской конференции доказывают известную степень сотрудничества. Как-никак, они согласились расширить состав балканских правительств.
– Это просто крохотная уступка в обмен на наше согласие учредить комиссию по атомной энергии в ООН. Им нужен секрет атомной бомбы.
– Должен сказать, что я согласен с учеными, – вздыхая, сказал Эссекс. – Почему бы нам не сообщить им все подробности об атомном оружии и не покончить с этим раз и навсегда.
– Боже милостивый! – воскликнул Дрейк.
– А как с вашей точки зрения, Мак-Грегор, с научной? Вы бы сообщили им секрет?
– Они все равно сами доищутся, – ответил Мак-Грегор.
– Ну, конечно, – сказал Эссекс.
– Мне просто не верится, что это – ваша официальная позиция, и мне доподлинно известно, что американцы в данный момент не намерены делиться своим секретом ни с кем, даже с нами.
– Они как дети, получившие новую игрушку, – сказал Эссекс. – Это пройдет.
– Может быть. Но это наш единственный козырь в споре с русскими, Гарольд. Пока у них нет секрета атомной бомбы, мы можем вынуждать их к уступкам.
– Я надеялся, что Объединенные нации устранят все эти разногласия, – сказал Эссекс. – Как-никак, мы встречаемся там на равных правах.
– Напрасные надежды, – возразил Дрейк. – По крайней мере, до тех пор, пока русские будут настаивать на принципе единогласия. Если им что-нибудь не нравится, они просто накладывают вето – и все.
– Но мы ведь тоже можем это сделать, – сказал Эссекс.
– Да, но мы не хотим пользоваться правом вето.
– Еще бы! Не станем же мы налагать вето на свои же собственные предложения, правда?
Дрейка снова покоробило, а Эссекс устремил задумчивый взгляд на потолок.
– Как они к нам относятся, Френсис? – спросил он, полузакрыв глаза.
– В вопросе об Иране?
– Вообще. Ну, хотя бы в вопросе об Иране. Они что-нибудь про нас пишут последнее время?
– Прямо – нет. Но в их газетах делаются завуалированные намеки. Они все время дают понять, что нас больше интересует нефть, чем иранский народ.
– Гм! – Эссекс кивнул. – А как Молотов и министерство иностранных дел? Что они говорят нам или о нас?
– Ничего не говорят, – с досадой сказал Дрейк. – Из них трудно выжать хоть слово. Разве вы не читали мои донесения Бертраму Куку?
– Конечно, читал, но я не всегда понимаю ваши донесения,
– Поймете, дружище. Побудете здесь денек-другой и потерпите полную неудачу.
– Вот потому-то меня сюда и послали, Френсис. – Эссекс передвинул часы на каминной доске. – Предполагается, что я не потерплю неудачу.
– Боюсь, что это может случиться, Гарольд.
– Не думаю.
– Послушайте, Гарольд, – почти с жаром заговорил сэр Френсис Дрейк, – не в обиду будь сказано Лондону, там все еще не понимают России. Торжественные конференции, взаимные уступки – это все очень хорошо, но на самом деле этих людей никогда не переспоришь. То, что в любой другой стране является веским дипломатическим аргументом, здесь не стоит ничего. Они не понимают обычных дипломатических норм, не понимают, как нужно торговаться и уступать. У них свой особый язык, и все их доводы основаны на узкой марксистской формуле, на догматическом толковании истории с точки зрения экономики, и поэтому все, что они говорят, звучит неуместно и нежизненно. Вы очень скоро убедитесь в том, что русская система несовместима с нашими идеями и с нашим миром. С ними вообще бесполезно разговаривать, а спорить – просто невозможно.
– Со мной Мак-Грегор, – лениво проговорил Эссекс. – Мы найдем для них веские аргументы.
– Для них не существует веских аргументов, – повторил сэр Френсис Дрейк и поставил свой стакан на плетеный кружок, лежавший перед ним на столе.
– Все дело в том, чтобы суметь подойти к ним, – сказал Эссекс.
– Хотел бы я иметь вашу уверенность, – вздохнул Дрейк.
– О, я не боюсь русских. – Эссекс вручил свой стакан Мак-Грегору.
Помолчав Дрейк сказал: – Вам будет оказано всяческое содействие, Гарольд, хотя положение сейчас несколько туманное в связи с результатами Московской конференции. Но здесь есть сведущий человек, который следил для нас за событиями в Иране. Он целый год прослужил в нашем посольстве в Тегеране и хорошо знает страну. Он должен был ехать в Финляндию, но я задержал его для вас.
Эссекс покосился на Мак-Грегора. – Не беспокойтесь, – сказал Он Дрейку. – Лучше Мак-Грегора вам не найти, а мы с ним отлично сработались, правда ведь, Мак-Грегор?
Мак-Грегора рассердило, что, по мнению Дрейка, Эссексу нужен еще помощник, кроме него.
– Как вы думаете, вам понадобится чья-нибудь помощь? – спросил Эссекс Мак-Грегора.
– Думаю, что нет. – У Мак-Грегора даже порозовели щеки.
– Я только предложил, – сухо сказал Дрейк. – Как там насчет завтрака, Джон? – обратился он к Мелби.
– Когда вам будет угодно, сэр.
Завтрак был обильный и вкусный, но Эссекс решил про себя, что все жизненные блага и удобства в посольстве – скорее всего, заслуга Кларк-Керра, а не Дрейка.
– Вы часто видитесь с Молотовым? – спросил он.
– Очень редко, – ответил Дрейк. – Не забывайте, что вы не в Вашингтоне. Здесь вы не имеете свободного доступа в министерство или к министру иностранных дел. Как раз сейчас мы добиваемся свидания с Молотовым, чтобы поговорить о конфискации земли, которую русские проводят в Восточной Германии. Мы не можем добиться приема, потому что Молотов не хочет говорить с нами об этом.