Дипломатический агент
Шрифт:
Казаки крестились. Атаман опускал руку, и триста саней, запряженных самыми резвыми по всему Уралу конями, срывались с места. Поднималось огромное белое облако снега. Кто первым прискачет к лунке, изловит красную рыбу, икру вырежеттот победителем считается. А победитель икру эту царю в подарок везет и самолично в монаршие руки вручает.
Гиканье, присвист, стремительность, свалка.
Веселье, смелость, лихость.
Россия…
Дымное, красно-алое солнце замерло в небе, наблюдая за людьми. Солнцу стало завидно, и оно простояло
Победителем оказался Петренко, отец Лушки. Его подвели к губернатору. Перовский осмотрел его кряжистую, от чрезмерной силы казавшуюся нескладной фигуру.
Перовский любил сильных людей и поэтому улыбнулся.
— Как зовут-то, Сила Силович?
— Трофимом Петровым Петренкой величают, — степенно ответил казак.
Память у Перовского была поразительная. Он сразу же вспомнил показания Кживицкого о Петренко. Губернатор нахмурился.
— Это Кживицкому Бонифацию не ты ль советы давал?
— А я! — так же степенно ответил казак.
— Как же ты советы этакие даешь?
— Так он слаб на силу-то. Я ему на ум и посоветовал. Пусть, думаю, выбьется с умом-то. А коли б он с силой был, так я ж разве стал…
Перовский поразился такому рассуждению.
— Как ты говоришь? — переспросил он Петренко.
Тот пояснил:
— Я пособленье хотел ему сделать. А он не только слабый. Дурной он. Тут уж моей вины нету.
Перовский засмеялся.
— Хитрый ты, казак!
— А что ж, — согласился Петренко. — Без хитрости только кукушка живет.
Губернатор обнял Петренко и поцеловал его в колючую щеку.
Когда казак отошел, Перовский обернулся к Виткевичу и спросил его:
— Ну не прелесть разве?
Иван согласился:
— Истинная прелесть, Василий Алексеевич.
Они рассмеялись, довольные тем, что поняли друг друга. Прощаясь с Виткевичем, Перовский сказал ему одну из своих загадочных фраз:
— По весне первопуток откроешь, а по осени посчитаемся.
2
Весь день Перовский был возбужден, чего-то ожидая. Часто он подходил к большому венецианскому окну, схваченному гусиными лапами мороза, и свирепо дул на стекло, плавя лед своим жарким дыханием. Хотя печи в кабинете были натоплены, Виткевич, который остался у губернатора по его просьбе, то и дело подходил к кафелю греть руки.
— А ты мерзляк, Иван Викторыч, — заметил Перовский, — сие странно. Сероглазые холода не боятся.
— Отчего так?
— Сказывают, кто сероглаз — у того будто льды в первооснове заложены. Холод. Это, верно, от варягов…
Лед на стеклах синел: наступал ранний зимний вечер. Перовский открыл маленькую форточку, и в кабинет ворвалась белая струя холодного пара.
— А ты заметил, Иван Викторыч, — задумчиво сказал Перовский, — что мороз болотом пахнет?
Виткевич улыбнулся. Ответил:
— Болото пахнет осенью, не зимней стужей, Василий Алексеевич.
Перовский шумно вздохнул.
— Может,
Слуха у губернатора не было, и поэтому, спев, он застыдился. Но, как всякий лишенный музыкального слуха человек, Перовский особенно остро воспринимал прелесть песни.
Лед на окнах из синего сделался белым: наступила ночь.
— Выглянул я из камышей, — продолжал Перовский, — гляжу, казак по степи едет. Стройный, без папахи, ружье на весу держит и поет. Да такой красавец-глаз не отвести. Много в России красивых, а такого я впервой увидал.
Перовский подошел к окну, подул на лед. Словно по волшебству, в тот же миг у парадного подъезда заскрипели полозья.
— Приехал! — крикнул обрадованно губернатор. — Приехал, дорогой мой!
Он перехватил удивленный взгляд Ивана. Рассмеялся.
— Да казак тот! Миротворцев его зовут. Полковник Миротворцев. Пойдем встречать.
Радовался Перовский шумно и грубо. Он тискал Миротворцева в объятьях, отстранял от себя, внимательно разглядывал, снова обнимал и хохотал громовым басом.
Полковник Миротворцев оказался маленьким и, как показалось Ивану, нескладным человеком. Слишком широкий в плечах, он был по-девичьи тонок в талии, но толстоног. Большая лысина блестела, словно блюдце, слишком тяжелый лоб нависал над бровями и давил глаза.
«Что же в нем красивого губернатор увидел? — удивленно подумал Иван, чувствуя сильное пожатие маленькой сухой руки Миротворцева. — Какой уж тут красавец…»
Перовский словно угадал его мысли. Ухмыльнулся под нос и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Прав был Фридрих прусский, утверждая: «Ежели хочешь иметь рабов — пой хорошие песни».
Миротворцев кашлянул, внимательно посмотрел в Ивановы глаза, потом — мельком — на Перовского и улыбнулся краешком большого жадного рта.
После этой улыбки Иван сразу же почувствовал к нему расположение: умных и тонких людей он любил.
У губернатора сидели допоздна. Камердинер принес самовар и большую банку малинового варенья. Малина мерцала рубинами, искрилась за стеклом в бликах свечей. Перовский сам разлил чай и начал пить с присвистом, по-купечески.