Дипломатия Франклина Рузвельта
Шрифт:
Видному английскому политику Рузвельт сказал в эти дни: "Китайцы энергичный и способный народ. Они могут ввести у себя западную организацию и западные методы так же быстро, как это сделали японцы".
Рузвельт не предвидел "молниеносного" возвышения Китая, он полагал, что для утверждения статуса мировой державы Китаю понадобится срок от двадцати пяти до пятидесяти лет. До достижения этой "зрелости" Китай будет пользоваться поддержкой Америки и выступать проводником ее политики в Азии.
Для Рузвельта характерно исключительное внимание к технологическому фактору, к развитию качественно новых материальных сил, к тесному единению процесса научных открытий с его непосредственной реализацией во внешней политике. Самым важным техническим
Весной 1944 года Рузвельту надлежало принять окончательное решение чрезвычайной важности. Нужно было сделать выбор между двумя курсами. Первый предполагал продолжение атомного сотрудничества с Англией и отрицание такого сотрудничества с СССР. Этот курс обещал реализацию плана превосходства двух "полицейских" Запада над двумя "полицейскими" Востока. Он имел достоинство уже наигранной схемы, которая, казалось, гарантировала американское доминирование на мировой арене на годы вперед. Но у этого курса были и свои недостатки, свои опасности. Столь очевидная демонстрация солидарности англосаксов, бесспорно, могла насторожить СССР. Можно было пойти по второму пути - привлекая к сотрудничеству Советский Союз, в этом случае атомная энергия становилась энергией мирной. Человеком, который в обостренной форме поставил вопрос о выборе между двумя курсами, был датский физик Нильс Бор.
Н. Бор сумел бежать из оккупированной немцами Дании в сентябре 1943 года. Консультантом проекта "Манхеттен" он стал, по его словам, для того, чтобы указать на решающую значимость использования атомной энергии в мире будущего. Бор считал критическим вопрос о согласованности действий с Советским Союзом в деле контроля над атомным оружием. Западу следует пригласить СССР к послевоенному атомному планированию до создания атомного оружия, до окончания текущей войны. Существенно важно доказать советскому руководству, что американо-английский союз, владеющий атомным оружием, не направлен против СССР. Бор предлагал совместную техническую инспекцию, создание общего атомного агентства, четкое разделение мирных и военных исследований. Время - вот что было наиболее важно. Следовало убедить русских, пока они дружественны. Если США и Англия не заключат на ранней стадии исследований соглашения с СССР, то после войны великие страны будут втянуты в самоубийственную гонку атомных вооружений.
Нужно сказать, что такое предвидение не осталось монополией великого датчанина. Растущую опасность почувствовали даже весьма консервативные английские политики. К их числу следует отнести руководителя английской атомной программы сэра Джона Андерсона и посла в Вашингтоне Галифакса. Но и среди американцев возникла группа людей, самым серьезным образом обеспокоенных новой опасностью. Датский посол представил Бора судье Ф. Франкфуртеру, близкому к президенту Рузвельту. Франкфуртер уже знал о манхеттенском проекте, он видел возникающие возможности и опасности. И он постарался после встречи с Бором передать Рузвельту основную идею: "Было бы катастрофой, если бы Россия узнала об "X" из собственных источников".
Франкфуртер полагал, что у СССР не будет особых сложностей добыть информацию, необходимую для создания собственного атомного оружия. Он сказал президенту, что проблема атомной бомбы, может быть, важнее вопроса о международной организации, и Рузвельт с ним согласился. Франкфуртер подчеркивал ту идею, что принятые американцами в начале 1944 года решения в отношении атомного оружия окажут сильнейшее воздействие на послевоенное урегулирование.
Опасаясь, что Рузвельт не пойдет на сотрудничество в этой сфере с СССР, Н. Бор предложил, чтобы советское правительство было хотя бы уведомлено о существовании манхеттенского
Рузвельту не предлагалось передать в руки СССР военные секреты, предлагалось лишь подготовить почву для общей безопасности. Рузвельт соглашался с этим, но он не был готов к принятию идеи оповещения СССР. Его взгляды явно отличались от точек зрения Бора и Франкфуртера. Весной 1944 года он много раз так или иначе касался атомной проблемы (способ доставки руды из Конго; освобождение компании "Дюпон" от обвинений - с целью сохранить ее специалистов, занятых в проекте; увеличение федеральных ассигнований на проект), но он ни разу не поднимал вопроса о международном контроле над атомной энергией.
Итак, важным фактором советско-американских отношений стал атомный секрет, и этот секрет сохранялся Рузвельтом неукоснительно. Лучшим подтверждением является подписание 13 июня 1944 года Рузвельтом и Черчиллем Соглашения и Декларации о доверии, в которой особо говорилось о том, что США и Великобритания будут сотрудничать исключительно друг с другом в деле овладения контролем над запасами урана и тория во время и после войны. Подчеркнем, что Рузвельт самым скрупулезным образом обсуждал с генералом Гроувзом данный вопрос и прежде всего возможности "максимально полного контроля над всеми урановыми месторождениями мира". Рузвельт долго изучал карту Бельгийского Конго с обозначенными на ней урановыми месторождениями. Мысль о вероятной послевоенной гонке в атомной сфере не могла не посетить его. А если так, то он, несомненно, думал о занятии оптимально выгодных позиций в отношении основных источников урана.
Серьезной попыткой предотвратить раскол и атомное соперничество союзников была беседа Н. Бора и Рузвельта 26 августа 1944 года. Союзные войска полтора месяца находились во Франции, они расширяли плацдарм высадки и уже вошли в Париж. Рузвельт был расположен говорить о глобальных проблемах.
Они обсудили мнение Черчилля о том, что атомное оружие несет с собой большие положительные возможности, оно позволит начать новую эру в истории, способствовать упорядоченности мирового развития. Рузвельт сказал Бору, что об атомных перспективах следует поговорить со Сталиным. Да, с русскими по поводу атомного оружия придется войти в контакт, такая инициатива, говорил президент, может дать "хорошие результаты". Сталин понимает значимость данного открытия. В августе он встретится с Черчиллем и они детально обсудят этот вопрос на второй квебекской конференции. Обаяние президента действовало на собеседника как обычно, и Бор ушел из Белого дома воодушевленный. Он так и не узнал, что наиболее интенсивному обсуждению вопрос атомного сотрудничества был подвергнут 18 сентября 1944 года (уже после второй конференции в Квебеке) на встрече Рузвельта и Черчилля в Гайд-парке. Рузвельт и Черчилль сошлись в том, что Бору доверять нельзя. Самое важное: они подтвердили свой вывод, что монополия на атомное оружие, которой обладают США и Англия, будет их значительным активом в геополитическом соперничестве, которое может возникнуть у них с Советским Союзом.
Обсуждение в Гайд-парке зафиксировано в памятной записке, подписанной Рузвельтом и Черчиллем 19 сентября 1944 года. В последнем параграфе этой записки говорится о мерах, которые должны быть приняты в отношении профессора Бора, чтобы "избежать утечки информации, особенно к русским". Главный вывод меморандума звучал так: "Предложение об информировании мира относительно данного проекта... неприемлемо. Нужно продолжать рассматривать данный проект как дело исключительной секретности".