Дипломатия

Киссинджер Генри

Согласно анализу Никсона и его советников, пока Китаю в большей степени есть чего опасаться со стороны Советского Союза, чем со стороны Соединенных Штатов, собственные интересы Китая заставят его сотрудничать с Соединенными Штатами. Согласно той же схеме, Китай будет противостоять советскому экспансионизму не в качестве услуги Соединенным Штатам, пусть даже это пойдет на пользу и Америке, и Китаю одновременно. Допустим, что на Никсона произвела впечатление ясность мысли китайских руководителей — особенно премьера Чжоу Эньлая. И все же Соединенным Штатам незачем было безоговорочно вставать на одну из конфликтных сторон. Переговорная позиция Америки становилась наиболее сильной, когда Америка оказывалась ближе к каждому из коммунистических гигантов — Китаю и Советскому Союзу, —

чем они сами друг к другу.

Американское сближение с Китаем является хорошим учебным примером роли личности в проведении внешней политики. То, что потомки назовут отправной точкой нового курса, на самом деле представляет собой серию более или менее разрозненных актов, где трудно отличить, какие из них совершены сознательно, а какие — спонтанно, под влиянием момента. Поскольку китайско-американские отношения родились через двадцать лет почти полной изоляции, все было новым и, следовательно, значимым с точки зрения последующих событий. Обеим сторонам нужда диктовала обязательность сближения, и попытка должна была быть предпринята независимо от того, кто правит в какой стране. Но беспрепятственность и быстрота развития событий, а также приобретенный ими размах обязаны в значительной мере проницательности и целеустремленности руководителей с обеих сторон, а также, что касается американцев, — беспрецедентному вниманию к анализу собственных национальных интересов.

Мао, убежденный коммунист, черпал силы из осознания того, что он является наследником традиции никогда не прерывавшегося самоуправления собственной страны, охватывающей три тысячелетия. После того как он заставил свою страну испытать идеологическое опьянение и устроить отвратительное кровопускание под видом «культурной революции», Мао переключился на внешнюю политику и стал наполнять ее «практическим смыслом». В течение столетий Срединное Царство обеспечивало себе безопасность, натравливая отдаленных варваров на своих ближайших соседей. Будучи глубоко обеспокоен советским экспансионизмом, Мао применил ту же самую стратегию в отношениях с Соединенными Штатами.

Мотивы Мао были для Никсона не важны. Его главной целью было восстановление для Америки инициативной внешней политики. Стремясь к тому, что он потом назвал «эрой переговоров» между Советским Союзом и Соединенными Штатами с тем чтобы преодолеть вьетнамскую травму, Никсон не полагался ни на личные взаимоотношения, ни на трансформацию Советов, но лишь на равновесие стимулов как на способ сделать Кремль более сговорчивым.

После американского сближения с Китаем Советский Союз стоял перед лицом вызова на двух фронтах: со стороны НАТО на Западе и со стороны Китая на Востоке. В период, который в другом смысле был вершиной советской уверенности в себе и точкой падения для Америки, администрации Никсона удалось перетасовать колоду. Она продолжала следить за тем, чтобы всеобщая война оставалась чересчур рискованной для Советов. После сближения с Китаем советское давление ниже уровня всеобщей войны становилось точно так же чересчур рискованным, поскольку потенциально могло ускорить столь опасное китайско-американское примирение. Как только Америка встала на путь сближения с Китаем, наилучшим выбором для Советского Союза стало, в свою очередь, ослабление напряженности с Соединенными Штатами. Поскольку в теории Кремль мог предложить Соединенным Штатам больше, чем Китай, он даже лелеял мечты преуспеть в том, чтобы искусными маневрами убедить Америку заключить нечто вроде союза, направленного против Китая, что и было топорно предложено Брежневым Никсону как в 1973, так и в 1974 году [985] .

985

См.: Киссинджер, Годы решительных перемен, 1982. С. 233, 294— 295, 1173- 1174.

Применяя новый подход в области внешней политики, Америка вовсе не собиралась поддерживать более сильного против более слабого в любой из ситуаций, связанных с наличием равновесия сил. Будучи страной с наибольшими физическими возможностями нарушить мир, Советский Союз обретал стимул умерять существующие кризисы и не создавать новых, коль скоро его ожидало противодействие на двух

фронтах. А Китай, возможности которого позволяли нарушить равновесие сил в Азии, сдерживался бы необходимостью сохранять добрую юлю Америки, ставящей пределы советскому авантюризму. И на этом фоне администрация Никсона могла бы попытаться решить практические вопросы с Советским Союзом, одновременно поддерживая глобальный концептуальный диалог с Китаем.

Хотя многие эксперты по Советскому Союзу предупреждали Никсона, что улучшение отношений с Китаем отрицательно повлияет на советско-американские отношения, случилось как раз прямо противоположное. До моей секретной поездки в Китай Москва в течение года замораживала организацию встречи на высшем уровне между Брежневым и Никсоном. Посредством своего рода обратной взаимозависимости она пыталась подчинить встречу на высшем уровне целому ряду условий. И вдруг, не прошло и месяца с моего визита в Пекин, как Кремль резко переменил свою позицию и пригласил Никсона в Москву. Ускорились все советско-американские переговоры, едва лишь советские руководители оставили попытки добиться односторонних уступок со стороны Америки.

Никсон был первым президентом со времен Теодора Рузвельта, проводившим американскую внешнюю политику, в основном исходя из национальных интересов страны. Недостатком подобного подхода был слабый эмоциональный резонанс среди американского народа. Хотя Никсон часто говорил о структуре сохранения мира, структуры — это не то, что способно само по себе вызвать отклик в сердцах и умах общественности, особенно учитывая традиции американской исключительности. Более того, не всегда те или иные национальные интересы самоочевидны, как бы ни подчеркивал их президент в своих ежегодных докладах по вопросам внешней политики. В отсутствие установившейся традиции американское руководящее звено чувствует себя не слишком уютно по отношению к концепции национальных интересов в противоположность, скажем, руководителям Великобритании, Франции или Китая. Даже при наличии наиболее оптимальных обстоятельств потребовалась бы, в смысле времени, «львиная доля» президентства, чтобы создать внешнеполитическую традицию, базирующуюся на подходе Никсона.

В течение своего первого срока пребывания на посту президента Никсон почти не имел возможности взять на себя такого рода просветительскую задачу, ибо общество бурно протестовало, считая, будто бы правительство Соединенных Штатов занимается одной лишь коммунистической угрозой. С самого начала второго президентского срока перед Никсоном маячил призрак «уотергейта». Президент, находящийся перед лицом импичмента, вряд ли может быть воспринят, как лидер, берущий на себя попытки переформировать традиционное мышление.

Дело заключалось еще и в том, что Никсон и его окружение выдвинули подобный подход, резко дисгармонирующим с американскими идеологическими традициями образом. Двадцатью годами ранее Джон Фостер Даллес облачил свои трезвые анализы в риторику исключительности; десятью годами позднее Рональд Рейган подвигнул американскую публику поддержать внешнеполитическую линию, которая в оперативных деталях не слишком-то отличалась от линии Никсона, придав идеалистическую окраску. Поскольку Никсон занимал свой пост в эру Вьетнама, он отдавал себе отчет в том, что риторика в стиле Даллеса — или, соответственно, Рейгана — просто-напросто подольет масла в огонь. Да и в более спокойные времена человек никсоновского склада ума вряд ли взял бы на вооружение риторику в стиле Даллеса или Рейгана.

Поскольку достижения внешней политики Никсона считаются само собой разумеющимися, а опасности, которых с ее помощью удалось избежать, в расчет не принимаются, подход к делу Никсона (а также и мой) стал восприниматься все более и более противоречиво. В отсутствие «уотергейта» Никсону, возможно, удалось бы побудить страну признать его стиль дипломатии и наглядно продемонстрировать, что на деле именно подобный стиль является наиболее практичным средством утверждения американского идеализма. Но комбинация Вьетнама и «уотергейта» помешала возникновению нового консенсуса. Даже несмотря на то, что Никсону удалось, невзирая на трагедию Индокитая, вывести свою страну на главенствующие международные рубежи, второй срок его президентства стал временем необычайно острых дебатов по поводу роли нации в мире, а особенно по поводу ее отношения к коммунизму.