Дипломатия

Киссинджер Генри

Судьба Вильсона в Париже сложилась именно так. Каждый очередной месяц пребывания там погружал его еще глубже в разбор деталей, прежде не имевших к нему никакого отношения. Чем дольше он оставался, тем дольше чувство спешки и желание довести все до конца брали верх над стремлением создать совершенно новый международный порядок. Итог оказался неизбежен, ибо был обусловлен самой процедурой обсуждения мирного договора. Поскольку непропорционально большое количество времени было затрачено на уточнение территориальных вопросов, Лига наций появилась на свет, как своего рода «deus ex machina», чтобы позднее перекинуть мосты через все расширяющуюся пропасть между моральными принципами

Вильсона и фактическими условиями урегулирования.

Неугомонный валлиец Дэвид Ллойд-Джордж, представлявший Великобританию, проводя перед самым началом мирной конференции избирательную кампанию, клялся и божился, что Германию заставят заплатить сполна за все затраты, понесенные в войну, и что «ради этого мы вывернем ей карманы». Но, встретив возражения со стороны верткой Германии и раздраженной Франции, Ллойд-Джордж сосредоточился на маневрировании между Клемансо и Вильсоном. В конце концов он согласился на их карательные оговорки, рассчитывая на Лигу, как на механизм, при помощи которого будут выровнены допущенные односторонности.

Точку зрения Франции отстаивал закаленный в боях, уже пожилой Жорж Клемансо. Прозванный «Тигром», он был ветераном внутриполитических схваток, начиная со свержения Наполеона III и вплоть до реабилитации капитана Дрейфуса. И все же на Парижской конференции он поставил перед собой задачу, которая выходила за рамки даже его потрясающих возможностей. Стремясь к такому миру, который бы каким-то образом перекроил труды Бисмарка и возвратил Франции первенство на континенте в стиле Ришелье, он перешел за грань терпимости международной системы и, по правде говоря, возможностей собственного общества. Часы просто-напросто нельзя было отвести на сто пятьдесят лет назад. Ни одна из наций не разделяла целей Франции, а то и просто их не понимала. Уделом Клемансо должно было стать разочарование, а будущим Франции — прогрессирующая деморализация.

Последнюю из стран «Большой Четверки» представлял Витторио Орландо, премьер-министр Италии. Он выглядел изысканно и импозантно, но часто оставался в тени своего энергичного министра иностранных дел Сиднея Соннино. Как выяснилось по ходу переговоров, делегация Италии прибыла в Париж не ради разработки нового мирового порядка, а скорее затем, чтобы забрать причитающуюся добычу. Державы Антанты побудили Италию вступить в войну, пообещав ей Южный Тироль и Далматинское побережье согласно Лондонскому договору 1915 года. А поскольку Южный Тироль был населен по преимуществу немцами и австрийцами, а Далматинское побережье славянами, то требования Италии находились в прямом противоречии с принципом самоопределения. И все же Орландо и Соннино блокировали ход конференции до тех пор, пока в состоянии полного изнеможения Южный Тироль (но не Далмация) не оказался передан Италии. Этот «компромисс» показал, что «Четырнадцать пунктов» не высечены на камне, и открыл ворота множеству прочих изменений, которые в совокупности противоречили ранее принятому принципу самоопределения, не совершенствуя, однако, прежнее равновесие сил и не создавая новое.

В отличие от Венского конгресса на Парижской мирной конференции побежденные страны не были представлены. В результате этого в продолжение многих месяцев переговоров Германия оставалась в состоянии неопределенности, что порождало иллюзии. Они буквально наизусть повторяли «Четырнадцать пунктов» Вильсона и, несмотря на то, что их-то программа мира была бы ужасающе жестокой, обманывались верой в то, что окончательное урегулирование со стороны союзных держав будет относительно мягким. Поэтому, когда в июне 1919 года миротворцы обнародовали результаты собственных трудов,

немцы были потрясены и в течение двух последующих десятилетий систематически от них избавлялись.

Ленинская Россия, которая также не была приглашена, заявляла, что все это мероприятие — капиталистическая оргия, затеянная странами, чьей конечной целью было вмешательство в гражданскую войну в России. В результате этого случилось так, что мир, завершивший войну, будто бы покончившую со всеми войнами, не включал в себя две сильнейшие страны Европы — Германию и Россию, — на которые в совокупности приходилось более половины европейского населения и самый крупный военный потенциал. Уже один этот факт обрекал версальское урегулирование на неудачу.

Да и процедура конференции не обеспечивала всеобъемлющего подхода. «Большая Четверка» — Вильсон, Клемансо, Ллойд-Джордж и Орландо — состояла из ведущих фигур мировой политики, но она не в состоянии была контролировать ход конференции точно так же, как сто лет назад министры великих держав осуществляли руководство Венским конгрессом. Те, кто вел переговоры в Вене, сосредоточивали все свои усилия в первую очередь на установлении нового равновесия сил, направляющей которого послужил план Питта. А руководители, собравшиеся в Париже, постоянно отвлекались на решение побочных спорных вопросов.

Было приглашено двадцать семь государств. Задуманная как форум всех народов мира, конференция в конце концов превратилась в обычнейшее общедоступное мероприятие. Верховный совет, состоявший из глав правительств Великобритании, Франции, Италии и Соединенных Штатов, был наиболее высоким по рангу среди множества комиссий и секций, на которые разбилась конференция. В дополнение к этому существовал Совет пяти, состоявший из Верховного совета плюс главы правительства Японии; и Совет десяти, куда входил Совет пяти плюс соответствующие министры иностранных дел. Делегаты мелких стран были вольны обращаться к более элитным группам по поводу своих забот. И это подрывало демократический характер конференции, причем вдобавок много времени тратилось впустую.

Поскольку до начала конференции не была согласована повестка дня, прибывшие делегаты не знали, в каком порядке будут рассматриваться конкретные вопросы. В итоге на Парижской конференции образовалось пятьдесят восемь различных комиссий. Большинство из них занималось территориальными проблемами. По каждой из стран, являвшихся предметом повестки дня, учредили отдельный комитет. Кроме того, были комиссии, занимавшиеся виновниками войны и военными преступниками, репарациями, портами, водными путями и железными дорогами, трудовыми вопросами и, наконец, Лигой наций. В общем и целом члены комитетов и комиссий побывали на 1646 заседаниях.

Бесконечные дискуссии по третьестепенным вопросам не позволяли со всей ясностью осознать основополагающий факт: для того, чтобы мир был прочным, урегулирование должно базироваться на какой-то всеобъемлющей концепции, которая в особенности должна была бы включать в себя долгосрочно-перспективный подход к будущему Германии. Теоретически роль ее должны были бы сыграть американские принципы коллективной безопасности и самоопределения. На практике же истинным предметом обсуждения на конференции стало оказавшееся непримиримым различие между американской и европейскими концепциями международного порядка, особенно французской. Вильсон отвергал мысль о существовании структурных причин международных конфликтов. Полагая, что гармония — вещь естественная, Вильсон жаждал учреждения институтов, которые устранили бы иллюзию конфликта интересов и позволили бы утвердиться подспудному чувству мировой общности.