Директива Джэнсона

Ладлэм Роберт

– Настоящее время может ввести в заблуждение. Вам сказали, что я уволился. Не знаю, объяснили ли почему.

– Главное, теперь вы сам себе хозяин, – сказала Марта. – Ваши пути с отделом консульских операций разошлись пять лет назад.

Джэнсон склонил голову набок.

– Вам никогда не приходилось, попрощавшись с кем-то на улице, потом с раздражением обнаруживать, что вы идете в одну сторону?

Для того чтобы расстаться с Отделом консульских операций, требовалось пройти с десяток собеседований – как формальных, так и откровенно неуютных, в том числе и просто бурных. Лучше всего Джэнсону запомнился разговор

с заместителем государственного секретаря Дереком Коллинзом. На бумаге Коллинз был директором управления анализа и исследований государственного департамента; в действительности он возглавлял строго засекреченную структуру департамента, Отдел консульских операций. Джэнсон явственно представил себе, как Коллинз устало снимает очки в черной оправе и потирает переносицу.

– Думаю, мне вас жаль, Джэнсон, – сказал он. – Никогда бы не подумал, что смогу произнести такие слова. Вы машина, Джэнсон. На том месте, где должно быть сердце, у вас кусок гранита. И вдруг вы заявляете, что испытываете отвращение к тому, что получается у вас лучше всего. Какой в этом смысл, черт побери? Это все равно как если бы кондитер заявил, что перестал любить сладкое. Как если бы пианист вдруг решил, что терпеть не может звуки музыки. Джэнсон, насилие – это то, что получается у вас очень, очень, очень хорошо. И вот вы мне говорите, что вам все это опротивело.

– Я и не надеялся, что вы поймете, Коллинз, – ответил Джэнсон. – Давайте скажем просто, что у меня сердце больше не лежит к этому.

– У вас нет сердца, Джэнсон. – Глаза заместителя секретаря превратились в лед. – Именно поэтому вы занимаетесь тем, чем вы занимаетесь. Проклятие, именно поэтому вы – это вы.

– Возможно. Но, быть может, я не тот, за кого вы меня принимаете.

Короткий смешок, похожий на лай.

– Я не могу лазить по канатам, Джэнсон. Я не умею управлять вертолетом, черт побери, а когда я смотрю в инфракрасный прицел, меня выворачивает наизнанку. Но я разбираюсь в людях, Джэнсон. Вот в чем я силен. Вы говорите, что устали убивать. А я вам отвечу, что настанет день, когда вы поймете: только так вы способны ощущать себя живым.

Джэнсон покачал головой. Его передернуло от этих слов. Они напомнили ему, почему он вынужден уволиться, причем ему следовало сделать это давным-давно.

– Что это за человек… – начал было Джэнсон и тут же осекся, переполненный чувством омерзения. Он глубоко вздохнул. – Что это за человек, которому необходимо убивать, чтобы ощущать себя живым?

Взгляд Коллинза, казалось, прожигал его насквозь.

– Думаю, то же самое я должен спросить у вас, Джэнсон.

Джэнсон, сидевший в уютном кресле личного самолета Новака, повернулся к Марте Ланг.

– Что именно вам известно обо мне?

– Да, мистер Джэнсон, как вы и предполагали, ваши бывшие руководители объяснили нам, что у вас есть неоконченное дело в Кагаме.

– Они употребили именно это выражение? «Неоконченное дело»?

Она кивнула.

Клочья ткани, фрагменты костей, оторванные конечности, отброшенные от места взрыва. Это все, что осталось от его любимой женщины. А все остальное было «коллективизировано», говоря мрачными словами американского эксперта-криминалиста. Объединенные смертью и разрушением, кровь и части тел жертв стали неотделимы друг от друга, исключив возможность опознания. И все

это ради чего?

Ради чего?

– Пусть будет так, – после некоторого молчания сказал Джэнсон. – У этих людей нет поэзии в сердце.

– Да, и еще они также понимали, что нам уже знакомо ваше имя.

– По Бааклине.

– Пойдемте. – Марта Ланг встала. – Я познакомлю вас со своей командой. Четырьмя мужчинами и женщинами, которые здесь для того, чтобы помочь вам, насколько это в их силах. Какая бы информация вам ни потребовалась, они ею располагают – или знают, где ее получить. У нас есть дешифровки радиоперехватов, а также все имеющие отношение к делу данные, которые нам удалось достать за то короткое время, что у нас было. Карты, таблицы, чертежи. Все это в вашем полном распоряжении.

– Только один вопрос, – приостановил ее Джэнсон. – Я понимаю, какие причины побудили вас обратиться за помощью ко мне, и я не могу вам отказать. Но не задумывались ли вы, что как раз вследствие этих самых причин я совершенно не подхожу для вашего дела?

Марта Ланг бросила на него стальной взгляд, но промолчала.

Облаченный в ослепительно белые одеяния, Халиф прошел по Большому залу, просторному атриуму на втором этаже восточного крыльца Каменного дворца. Все следы кровавого побоища были смыты – почти все. Затейливый геометрический рисунок вымощенного обожженными плитками пола был испорчен лишь едва заметным ржавым налетом на цементе в тех местах, где крови позволили оставаться слишком долго.

Халиф сел во главе стола длиной тридцать футов, и ему принесли чай, собранный в провинции Кенна. По обе стороны от него заняли место члены его личной охраны, грубые и простые люди с настороженными взглядами, служившие ему уже много лет. Представители Фронта освобождения Кагамы, те семеро, что участвовали в переговорах, созванных при посредничестве Петера Новака, уже получили приказ явиться и должны были прибыть с минуты на минуту. Они прекрасно выполнили свою задачу. Заявив о том, что повстанцы устали от вооруженной борьбы, признав существование «новых реалий», они разговорами об «уступках» и «компромиссах» усыпили бдительность надоедливого хмыря, сующего нос не в свое дело, и правительственных чиновников.

Семеро достойных старейшин Кагамы, облеченные повстанческим движением полномочиями говорить от имени Халифа, действовали строго согласно плану. Вот почему от них потребуется последняя услуга.

– Сахиб, делегаты прибыли, – приблизившись к Халифу, доложил молодой посыльный, скромно потупив взор.

– В таком случае, ты наверняка захочешь остаться, чтобы увидеть собственными глазами и передать другим то, что произойдет в этом прекрасном зале, – кивнул Халиф.

Это был приказ, не допускавший возражений.

В противоположном конце Большого зала распахнулись широкие двери красного дерева, и вошли семь человек, раскрасневшиеся от возбуждения, радостно предвкушающие благодарность Халифа.

– Я вижу перед собой тех, кто так умело вел переговоры с правительством республики Анура, – громким и отчетливым голосом произнес Халиф. Он встал. – С высшими командирами Фронта освобождения Кагамы, переметнувшимися на сторону врага.

Все семеро скромно склонили головы.

– Мы лишь выполняли свой долг, – сказал старший из них, чьи волосы уже начали седеть, но жесткие глаза горели ярким огнем. От радостного предчувствия на его губах задрожала улыбка. – Это вы творец наших судеб. Мы же лишь скромно претворили в жизнь ваши…