Директива Джэнсона
Шрифт:
– Пляж, где меньше песка?
– Компьютеры лучше. Искали закономерность в закономерности. Нашли кое-что смешное. И кошка выскочила из мешка.
– Смешное в смысле ха-ха или смешное странное?
– Разве есть какая-то разница? – спросил Берман, отправляя в рот ложку с большим куском торта. Он блаженно застонал, изображая гастрономическое удовольствие. – Знаешь, на прошлой неделе я был на набережная в Канарский небоскреб. Ты там был? Пятьдесят этажей. Самое высокое здание в Лондоне. Практически разорило братьев Рейхманн, но ничего страшного, это деньги не Григория. И вот я там, вместе со своей русской подругой Людмилой, она тебе понравится. У этой женщины два купола-луковицы, которым позавидует собор Василия Блаженного. Вот мы на сорок каком-то этаже, я смотрю из окна, передо мной пре-екра-асный
– Пятифунтовая бумажка?
– Бабочка, – торжествующим голосом произнес Берман. – Почему бабочка? Что делает бабочка на высоте сорока этажей над землей, в центре города? Просто поразительно. На сороковой этаж нет цветов. Так высоко в небе бабочке нечего делать. И тем не менее: бабочка.
Он многозначительно поднял палец, подчеркивая свои слова.
– Спасибо, Григорий. Я не сомневался, что ты меня обязательно просветишь.
– Всегда нужно искать бабочка. В самой гуще пустоты то, чего здесь не должно быть. В потоке цифровых сообщений ты смотришь: есть бабочка? Да. Всегда бабочка. Хлоп, хлоп, хлоп. Вот. Ты должен знать, где ее искать.
– Понимаю, – ответил Джэнсон. – А ты мне не поможешь ее найти?
Берман разочарованно взглянул на остатки торта с фруктовой патокой и вдруг просиял.
– Пойдем сыграем на бильярде. В снукер. Присоединишься ко мне? Я знаю одно местечко неподалеку.
– Nyet.
– Почему?
– Потому что ты жульничаешь.
Русский весело пожал плечами.
– Григорий считает, так игра интереснее. Для того чтобы играть в снукер, нужно мастерство. Для того чтобы жульничать, нужно мастерство. Кто сказал, что жульничество есть жульничество?
Подобная логика составляла квинтэссенцию Бермана. Поймав на себе недовольный взгляд Джэнсона, русский поднял руки.
– Ну хорошо, хорошо. Я поведу тебя в свой скромный дом, da? У меня есть отличная машина. Ай-Би-Эм, суперкомпьютер РС/600 °CП. Мы будем искать бабочка.
– Мы найдем бабочку, – уточнил Джэнсон, мягко, но неумолимо надавливая на своего собеседника.
Берман вращается в лондонском свете, он сколотил состояние, во много раз превосходящее все то, что было у его сообщников, с которыми он начинал. Но ничего этого не случилось бы, если бы десять лет назад Джэнсон не позволил ему уйти от уголовного преследования. Не было необходимости нажимать на рычаг; Берману прекрасно известно, что этот рычаг собой представляет. Ни у кого не было такого точно рассчитанного чувства долга, как у беззаботного бывшего советского бухгалтера.
Форт-Мид, штат Мэриленд
Сэнфорд Хилдрет опаздывал, но разве это случалось впервые? Дэнни Каллахэн работал его личным водителем уже три года, и он очень удивился бы, если бы его шеф успел куда-нибудь вовремя.
Каллахэн принадлежал к немногочисленной когорте избранных, кому было доверено возить высшее руководство разведывательных ведомств Соединенных Штатов. Все эти люди регулярно проходили строжайшую проверку на благонадежность. Все были неженаты и не имели детей. Все владели навыками рукопашного боя, а также прошли курс обучения основам безопасности и диверсионной тактики. Инструкции были выразительными и недвусмысленными: «Если понадобится, спасти пассажира ценой собственной жизни». Их пассажирами были те, кто держал в голове государственную тайну, те, от кого зависели важнейшие интересы страны.
Длинные черные лимузины, перевозившие пассажиров, были бронированными; кузов усилен стальными пластинами, затемненные стекла выдерживали попадание пули 45-го калибра, выпущенной в упор. Бескамерные покрышки, оснащенные системой автоматического поддержания давления, были покрыты изнутри специальным полимером, препятствующим быстрому выходу воздуха через проколы и порезы. Но главным в обеспечении безопасности пассажира был не автомобиль, а мастерство водителя.
Каллахэн был одним из трех водителей, которым обычно поручали возить заместителя директора Агентства национальной безопасности, но Сэнфорд Хилдрет не делал секрета из того, что он предпочитает ездить именно с Дэнни Каллахэном. Дэнни были знакомы все объездные дороги,
– Значит, ты играл в нападении, да? А ты до сих пор сохранил форму, – заметил Хилдрет. – Когда-нибудь ты мне обязательно расскажешь, что для этого делаешь.
Сам Хилдрет был миниатюрным, но он предпочитал, чтобы его окружали люди крупные. Быть может, ему доставляло удовольствие сознание того, что он, коротышка, повелевает великанами, прислуживающими ему. А может быть, ему просто было так уютнее.
Дэнни Каллахэн взглянул на часы на приборной панели. Хилдрет сказал, что будет готов тронуться в половине седьмого. Сейчас уже четверть восьмого. Но что тут необычного? Сорокапятиминутные опоздания не были редкостью. Иногда Хилдрет опаздывал и на час.
В наушнике Каллахэн услышал голос диспетчера.
– Козерог спускается.
Значит, Хилдрет уже идет.
Каллахэн подал машину к выходу в левой части огромной коробки из стекла и бетона в форме подковы, в которой размещалось Агентство национальной безопасности. Начинался дождь, упавший вначале несколькими мелкими каплями. Дождавшись, когда в дверях покажется Хилдрет, Каллахэн вышел из машины.
– Здравствуй, Дэнни, – кивнул Хилдрет.
В ярком свете галогеновых фонарей блеснул его высокий лоб. Небольшое сморщенное лицо скривилось в мимолетную улыбку.
– Добрый вечер, доктор Хилдрет, – поздоровался Каллахэн.
Как-то он прочел статью в «Вашингтон пост», где упоминалось, что Хилдрет защитил докторскую диссертацию в области международных отношений. С тех пор он стал называть его «доктором», и ему казалось, что Хилдрету такое обращение приятно.
Каллахэн открыл заднюю дверь, а затем захлопнул ее с выразительным стуком.
Вскоре дождь стал сильным. Завесы сплошных струй, терзаемые порывами ветра, искажали свет фар встречных машин. До Мейсон-Фоллз было тридцать миль, но Каллахэн мог проехать весь маршрут чуть ли не с завязанными глазами: выехать на Сэведж-роуд, свернуть на шоссе номер 295, потом проехать совсем немного по шоссе номер 395, пересечь Потомак и подняться по бульвару Арлингтон.
Через пятнадцать минут Каллахэн увидел в зеркале заднего вида мигающие огни на крыше полицейской машины. Какое-то время он думал, что патруль проедет мимо, но бело-черный крейсер начал прижимать лимузин к обочине.
Этого не может быть. Однако – насколько мог видеть Дэнни сквозь пелену дождя – других машин поблизости не было. Какого черта?
Ну да, он на десять миль в час превысил максимальную скорость, но полицейский должен был заметить правительственные номерные знаки и отцепиться. Какой-нибудь новичок с гонором? Каллахэн с наслаждением поставил бы его на место. Но Хилдрет непредсказуем: может так статься, он рассердится, обвинит Дэнни в превышении скорости, хотя обычно он всегда давал понять, что благодарен водителю за то, что тот так быстро отвозит его домой – ценит его «grande vitesse». [33] Именно это выражение употребил как-то раз Хилдрет; вернувшись домой, Каллахэн посмотрел его значение в словаре. Но никому не нравится, когда его останавливает дорожная полиция. Быть может, Хилдрет постарается свалить всю вину на водителя, и в служебной характеристике Каллахэна появится черная отметка.
33
Cкоростные качества (фр.).