Дисциплина и Портянки

Yirtimd2

Гира стоит у проектора.

Его лицо спокойное, но внутри — буря.

Позади — Кали.

Перед ним стоят те, кто вёл солдат в бой.

Сиерра, испачканная в масле и грязи, с автоматом за спиной, в глазах — огонь.

Братья Альбины, в плащах, с серьёзными лицами, застывшие, как ледники.

Харон Сильвус — человек, что первым встал на их сторону, шрам на пол-лица, ветеран, который молчит даже перед лицом смерти.

Старая командирша Бьялли — человек и первая, кто подняла знамя

Менажери на востоке, в руках — чётки с гильзами.

И десятки других — лидеры отрядов, герои шахт, партизаны, идеалисты и кровники.

Гира поднимает руку. Голос у него ровный, но в нём слышится усталость и решимость:

— Атлас пал.

Шум — реакция моментальная. Шёпоты. Переглядывания. Кто-то не верит.

— Сражение окончено. Они больше не представляют для нас угрозы.

И потому — мы не пойдём дальше.

Мы не уничтожим остатки.

Мы не добьём.

Мы — остановимся.

Молчание.

Затем — как взрыв.

— Что?! — первая Сиерра. — Они ещё не мертвы! Мы их не сломали окончательно! Они восстановятся!

— Мы жгли, умирали, теряли! Теперь ты хочешь… отступить?! — орёт Харон, бросая каску об пол. — Да как ты можешь?!

Феннек молчит, но Корсак делает шаг вперёд.

— Ты просил нас верить. Мы шли за тобой. А теперь ты говоришь — хватит?

Ветераны спорят, кипят, кричат.

— Мы не закончили! Мы почти у ворот! Дай нам день — и от Атласа останется пыль!

Гира стоит. Не двигается. Слушает их всех. Не перебивает.

И потом — поднимает руку.

Тишина.

— Вы хотите мести.

Я тоже.

Но…

Он делает шаг вперёд.

— Я хочу большего.

— Что есть больше, чем триумф?! — вопрошает Сиерра.

— Будущее. — отвечает Гира. —

— Я хочу, чтобы наши дети не умирали.

Я хочу, чтобы мы больше не были народом страдания.

Я хочу, чтобы когда нас вспоминали — говорили не «мстители», а «созидатели».

Не «разрушители», а «освободители».

Он смотрит на каждого из них.

— Я не прошу вас забыть.

Я прошу вас остановиться.

Потому что если мы шагнём дальше — мы станем теми, кем они нас называли.

Зверьми.

Если вы хотите памяти — мы её оставим в камне и в песне.

Если вы хотите крови — она уже пролилась.

Если вы хотите правды — вот она: мы победили.

Теперь вопрос — кем мы станем дальше.

Молчание. Глухое. Густое.

Потом — первая дрогнула Старая Бьялли.

Медленно сняла с шеи гильзы.

Сжала их в руке.

И кивнула.

— Ты стал для нас голосом. Будь и разумом.

Феннек

кивнул. Корсак опустил голову. Харон ничего не сказал — но сел.

Сиерра стояла дольше всех.

Потом — подошла. Встала перед ним.

Смотрела в глаза. Долго.

И прошептала:

— Если ты врёшь… я всё равно пойду.

Но… если правда — то веди. Ещё раз.

Гира кивнул.

И только тогда — они все опустили головы.

Не как побеждённые.

Как те, кто выбрал не убивать, хотя мог.

Центральная площадь освобождённого Мистраля.

На месте, где когда-то стояла статуя генерала Атласа — теперь платформа, собранная из обломков.

Флаг Менажери — на вершине.

Толпа — без счёта.

Фавны. Люди. Рабочие. Солдаты. Дети. Женщины.

Все ждут.

Шум множества голосов стихает, когда появляется он.

Гира Белладонна выходит на трибуну.

Лицо — спокойное.

Но за этим спокойствием — ночь решений, шрамы, и выбор, который сотрёт часть его сердца навсегда.

За ним стоят:

— Кали, с тёплыми глазами и рукой на его плече.

— Сиерра, в броне, но без оружия.

— Братья Альбины, строго и гордо.

— Харон Сильвус, молча, как камень.

— Ветераны, командиры, уцелевшие знаменосцы.

Он подаёт вперёд голос — чистый, сильный.

— Народ Менажери.

Народ Мистраля.

Братья и сёстры.

Мы победили.

Вы — свободны!

Атлас пал.

Их флот — в огне.

Их знамёна — сорваны.

Их чиновники бегут.

Их меч — сломан.

Они больше не диктуют, как нам жить.

Они больше не решают, кто достоин.

Мы вернули себе улицы.

Мы вернули себе голоса.

Мы вернули себе себя.

Толпа взрывается ликующим криком.

Но он поднимает руку — призывая к тишине.

Тишина приходит.

И вот теперь — его глаза становятся серьёзными.

— Но я пришёл сказать вам ещё кое-что.

Мы не пойдём дальше.

Мы не будем стирать остатки.

Не будем жечь последние деревни.

Мы могли бы.

Но не будем.

Потому что если мы станем такими же, как они…

…тогда за что мы сражались?

Толпа молчит. Кто-то шепчет «он отказывается?..»

Гира продолжает, уже тише:

— Теперь начинается самое трудное.

Жить.

Строить.

Не бояться.

Не мстить.

А вспоминать.

Не для мести — а для истины.

Я не буду больше вести вас в бой.

Я буду вести вас — домой.