Дитя дорог
Шрифт:
– Где ты был, дядя Миля? Я не видела тебя в Тирасполе с тетей Лялей. Где же ты был?
– Далеко. Я был в гетто Бершади. Меня взяли на каторжные работы прямо из Кишинева.
– Не может быть! Тебя взяли на каторжные работы, дядя Миля?! Это невозможно!
– Таточка, я должен показать тебе мои руки и ноги. Ты мне не веришь… Рая послала туда людей, которые меня вытащили. Мы проехали Тирасполь и остановились у тети Ляли. она меня лечила и помогала. Ты знаешь кто такая тетя Ляля? Это жена моего покойного брата.
– Где же тетя Ляля сейчас? И Муся?
– Муся заболел и Ляля не могла выехать. Но Рая вытащит их оттуда в Бухарест.
–
– Что за глупости ты говоришь?! Ты еще маленькая девочка, еще не разбираешься в политике!
– Маленькая или не маленькая, сам потом увидишь.
– Мы с Раей решили, что ты должна поскорее уехать в Палестину. Там тебя ждет моя сестра Люба с мужем и со своим сыном Сержиком.
– Откуда ты знаешь, что они там?
– Таточка, не спрашивай слишком много вопросов. – Улыбается тетя Рая. – У нас есть связь через Париж с Альбертом, мужем Любы. Они живут в Хайфе. У Альберта есть связь с банком. Поняла? Больше не будем об этом говорить. Теперь я хочу сказать тебе одну вещь. Необходимо, чтобы ты уехала первым пароходом. Я хочу, чтобы ты поинтересовалась, когда есть пароход.
– Где я могу спросить? В детском доме ничего не знают.
– Я позвоню господину Швецу!
На протяжении дня были еще две бомбардировки. Я кручусь по улице. Стою возле двери в погреб – бомбоубежище. Я вижу там десятки, а может быть даже сотни людей. Все ужасно орут. Большой вопрос: отчего умереть? От удушья, тесноты или осколка бомбы на открытом воздухе? Так продолжалось приблизительно три дня. Я не забыла маленьких детей. Иду туда и к моему удивлению вижу, что все пусто. Мне кто-то сказал, что их перевели в приморский город, Констанца. На берегу Черного моря. По ночам я сплю в маленькой комнатке моей двоюродной сестры Анжелы. Каждый день звонок от тети Дони. Она хочет знать стоит ли дом на своем месте. Говорю ей, что когда она вернется в Бухарест, то скорей всего она меня не найдет. Потому что я уезжаю. Она сердится на меня и кричит, чтобы я не смела этого делать. За ее спиной я слышу успокаивающий голос ее мужа, который говорит, что самое правильное сейчас это поскорее покинуть Бухарест.
– Таточка, мы тоже попадем в Палестину. – Успокаивает меня Боря, муж моей тети.
Перед возвращением к Рае, я оставила соседям ключи от тетиной квартиры. Я не уверенна, что она была бы довольна тем, что я делаю, но другого выхода у меня не было. Вдруг я вспоминаю слова Марьи Александровны, Милочкиной мамы, когда мы шли на вокзал Балты: «…Как я могу взять на себя такую ответственность?! Если что с тобой случится, то я буду ответственна за тебя… Или со мной что-нибудь случится, или с Милкой… я не могу…»
Раз и навсегда я решаю, что никто кроме меня не должен брать на себя ответственность за меня!
По дороге назад, я попала под две новые бомбежки. Несколько бомб даже упали очень близко от дома Раи. Одна из них сделала большую яму посреди дороги. Я останавливаюсь возле этой ямы, стою несколько минут. Я совершенно равнодушна. Прежде чем я зашла в дом, оттуда вышел маленький кругленький человечек с лысиной, в дополнение у него были колоссальные усы. Его лицо показалось мне знакомым. Он немного был похож на кота моих соседей в Кишиневе. Я уже видела это лицо. Это был какой-то знакомый папы и мамы. Останавливаюсь и смотрю на него.
– Таточка, это ты?
– Да, это я.
– Тебя трудно узнать. Рая попросила меня взять тебя к нам домой, а потом взять твои вещи из дома тети Дони. Кстати где же
– Они выехали за город к друзьям.
– Я сейчас поднимусь к себе, принесу мешок. Дай мне ключи от дома Дони.
– Не надо. Ничего не надо. Я могу и так.
– Я беру тебя к себе вместе с твоим мешком и всем, что тебе принадлежит. Завтра я отвезу тебя в Констанцу. Вся наша семья проводит тебя завтра в Констанцу. Это наш долг перед твоей очаровательной матерью и твоим чудесным папой. Я – Швец. Помнишь?
– Не может быть, не может быть! Это вы – господин Швец. Но вы совсем на себя не похожи!
– Прошло несколько лет, девуля. Ты увидишь мою дочку, Нюсю. Она уже большая. Ей двадцать три года. У моей жены – снег на голове!
– Господин Швец, я никогда вас не забуду. Никогда. Все меня оставляют. А вы единственный, кто берет на себя ответственность за меня.
– Идем к нам. Ты увидишь Бухарест с тринадцатого этажа.
– Вы живете в этом большом доме как в Нью-Йорке?
– Только я с семьей.
Я провела бессонную ночь вместе с Нюсей. Она ткала на станке шерстяную ткань, белую с черным. Я сидела возле нее и смотрела на ее работу.
– Это будет жакет.
– А для кого?
– Для тебя, чтоб тебе не было холодно в Палестине.
Этот жакет оставался у меня годами. Это был очень ценный подарок.
На следующий день бомбежек не было. Господин Швец напоил свою машину бензином, что было не совсем легко по его словам. Загрузил в нее мой мешок, который он вчера привез от тети Дони, меня, свою жену и дочь. Его маленькая машина тронулась. Мы едем в Констанцу. По дороге он нашел место для своей машины у какого-то своего знакомого, и мы пересели на поезд, который шел до порта. Мы были единственными пассажирами в первом классе. Я смотрю через окно. Очень красиво, Румыния. Все тут есть. Деревья, реки, горы, зеленые поля и даже море. Господин Швец подзывает меня в сторону и объявляет:
– Мы приближаемся. У моей Нюси есть друг из турецкого посольства. Он посылает парня, который отвезет тебя с поезда прямо на корабль.
– Только меня? А что будет с детьми?!
– Они уже там. Тебя посадят отдельно.
Мы обнимаемся. Какое счастье, что у папы и мамы были такие хорошие друзья. После короткой процедуры я вылезла на палубу. Издалека, я вижу лысину господина Швеца среди толпы. Нюся машет красным платком. Какие люди! Боже мой, какие люди!
Прошел час. Послышался гудок. Пароход вышел в море. Если вообще это можно назвать пароходом. Вернее это была скорлупка, которая качалась от малейшего движения волн. Этот пароход использовался для перевозки нефти, керосина и угля. Жара была невыносимой. Внизу, куда мы спускались по лестнице, построили нары в три этажа. Я была наверху. Прямо под палубой! Возле меня была очень симпатичная блондинка, толстенькая, но очень красивая. Ее звали Мара.
– Опять скитания, – сказала эта молодая девушка. – Ты знаешь, сейчас начинается новая жизнь. Ты увидишь, маленькая хорошая девочка.
– Кто эти? – спрашиваю о группе парней, которые полулежали на нарах возле нас.
– Эти парни – поляки. Это евреи, которые удрали из польского ада. Там было еще хуже, чем в нашем аду на Украине.
– Я никогда не знаю, что лучше, что хуже. Знаешь, Мара, я думаю, что самое страшное это неизвестность. Поверь мне, что те опасности, которые тебе предстоят, гораздо страшнее, чем те, через которые ты уже прошла. Слушай, Мара, мне очень грустно и я очень уставшая. Давай послушаем, что говорят эти поляки.