Дитя Феникса. Часть 1
Шрифт:
Эрири. Апрель 1237
Лошадь хромала, вдали слышались птичьи трели. Мокрый плащ давил на усталые плечи Ронвен. Она спешилась и принялась закоченевшими пальцами ощупывать ногу лошади. Горы тонули в тумане, земля превратилась в скользкое месиво. Уже дважды Ронвен сбивалась с пути и теряла размытую тропинку, протоптанную вьючными лошадьми. Приходилось возвращаться и терять драгоценное время, плутая в зарослях вереска и черники. Сумерки сгущались, и над трясиной Ронвен то там, то здесь видела бледное мерцание блуждающих огней. От страха у нее пересохло во рту, и она судорожно сглатывала холодный сырой туман.
Сенена дала ей лошадь и денег в придачу, теплую одежду и обувь. Все это было
Ронвен выпрямилась и принялась вглядываться в густую пелену тумана. Сегодня лошадь больше не сможет идти, и придется искать укрытие. Она напрягала глаза, пытаясь различить силуэты деревьев, камней, вслушивалась в отдаленный гул потока, но все окутывал туман.
Где-то недалеко послышался лай, сердце Ронвен учащенно забилось. Неровно дыша, она озиралась по сторонам. Ей никак не удавалось определить, откуда доносился звук, как вдруг собака вынырнула из тумана в нескольких шагах от нее. Послышался шорох: кто-то шел по залитой водой россыпи камней. Пару секунд спустя перед Ронвен будто из-под земли вырос невысокий, иссохший, морщинистый старик. Он был в туфлях из мягкой кожи и ловко передвигался по мокрым кочкам.
– Здравствуйте, мисс! Сбились с пути? – спросил он, поправляя овечью шкуру, перекинутую через плечо. Его маленькие и хитрые глазки метнулись в сторону лошади, любопытно оглядели животное, задержались ненадолго на привязанном к седлу узле и вернулись к Ронвен.
– Моя лошадь повредила ногу, – сказала она, стараясь придать голосу уверенность. – Нет ли здесь поблизости деревни, где я могу переночевать?
Старик рассмеялся. Это был неприятный, хриплый, удушливый звук.
– Добро пожаловать в мой дом, мисс. Если хотите, разумеется. Я могу присмотреть за лошадью, а моя жена приготовит вам поесть и соберет постель. – Он взял лошадь под уздцы. – Вы здорово сбились с пути; хорошо, что я нашел вас. Горы очень коварно обходятся с теми, кто их не знает.
Ронвен, хромая, последовала за стариком вниз по крутому склону холма. Ей показалось, что прошла целая вечность. Наконец в тумане выступили очертания приземистой хижины. Старик крикнул, и прямоугольное пятно света нарисовалось во мгле. Кто-то отстранил покрывало, висевшее над дверным проемом. Мужчина жестом пригласил Ронвен войти.
– Идите обогрейтесь. Я пока отведу лошадь в стойло.
Отвязав узел от седла, Ронвен облегченно вздохнула и направилась к хижине. Наклонившись, она нырнула в светлое пятно и тут же ощутила благословенное тепло: В очаге, располагавшемся посреди единственной комнаты, огонь жадно пожирал дрова. Слева стену заменяла невысокая перегородка. За ней в темноте замычала корова и зашевелились сбившиеся в кучу овцы. Жена старика, покорно склонив голову, провела Ронвен к лежанке, устланной листьями папоротника и служившей одновременно постелью, креслом и столом. Когда женщина наклонилась, чтобы взять котелок с водой и дать гостье умыться, Ронвен удалось лучше разглядеть ее. Она была совсем еще ребенком, ее белокурые волосы выбивались из-под грубой ткани платка.
– Вы ранены, миссис? – Проницательные детские глаза отметили хромоту. Ронвен опустилась на папоротник и, подложив узел под спину, облокотилась на него. С болезненным стоном она сбросила перепачканные глиной туфли. Девушка опустилась рядом с ней на колени. Нежными пальцами она отвернула угол грязной, промокшей юбки и осмотрела повязку, закрывавшую рану. Свежая кровь и гной, пропитавшие
Тепло действовало на Ронвен усыпляюще. С трудом приподнимая отяжелевшие веки, она смотрела, как девушка в миске с чистой водой отмыла лохмотья и положила их на горячие камни близ очага. Прежде чем сменить повязку, она нанесла на рану густую зеленую мазь. С благодарностью Ронвен приняла миску с питьем из ее рук. Наконец в дверях показался старик.
– Ваша лошадь в хлеву вместе с другими животными, – сказал он. – Я осмотрел ее. Она сбила копыто, и я затолкал камень в дыру. За ночь она отдохнет и к завтрашнему дню будет в полном порядке. – Он сел рядом с ней и взял плошку с медом из рук жены. Над очагом висел котелок. В нем что-то тихо булькало, и по комнате растекался аппетитный запах. Ноздри старика жадно втянули воздух.
– Куда путь держите? – Он без тени смущения взглянул на Ронвен. Она почувствовала неловкость, отметив его отвратительные манеры. Ни один хозяин не имеет права спрашивать у гостей, куда они направляются и как долго собираются остаться у него.
– Я еду в Честер. – Она постаралась выжать из себя улыбку.
– В Честер? – Он смерил ее безразличным, пустым взглядом. – Да, путь неблизкий. – Его глаза снова заблудились во тьме и невольно устремились к узелку, на котором лежала Ронвен. – Особенно для леди вроде вас, да еще и в одиночку.
Ронвен насторожилась.
– Я отстала от спутников, – тихо сказала она. – Они не могли уехать далеко. Как только этот проклятый туман рассеется, они непременно найдут меня.
– Правда? Приятно слышать. По этим дорогам опасно путешествовать в одиночку. В горах полным-полно воров и прочих изгоев. Здесь нечего делать леди, которую никто не сопровождает.
Старик внимательно наблюдал, как его жена разливала содержимое котелка по трем деревянным мискам. Из глиняного горшка она достала краюху черствого хлеба. Разломив его, она протянула Ронвен ее долю.
– Меня зовут Аннест, – застенчиво сказала она. – А моего мужа – Мэдок.
– Мое имя Ронвен. – Слова вырвались наружу, прежде чем она успела остановить их, но, к счастью, по виду хозяина было похоже, что это имя ему ни о чем не говорит. Он был слишком поглощен едой, второпях пригубливая похлебку из плошки прямо ртом. Ронвен тоже немного пригубила. Содержимое плошки сильно пахло луком и чем-то вроде дикой птицы. На поверхности плавали переливающиеся круги жира: похлебка была очень горячей. Помедлив секунду, Ронвен жадно припала к деревянному краю, и с каждым глотком желанное тепло растекалось по ее телу.
Они ели молча, только свет огня озарял тесную комнату. Из-за перегородки слышалось дыхание животных и доносился запах навоза. Дважды Мэдок вставал, чтобы наполнить свою плошку медом, и дважды осушал ее, выпивая все до последней капли. Ронвен поставила на пол свою миску, доела остатки хлеба и откинулась назад. Свой узел она подложила под голову вместо подушки.
Когда Ронвен проснулась, огонь уже погас, и туман наполнил комнату холодом. Ее голова невыносимо болела. Все еще не открывая глаз, она попыталась нащупать свой плащ. Он уже высох у огня, и Ронвен с радостью укрылась в его тяжелых складках. Она почти уже уснула, как вдруг в темноте послышался тихий шепот. Она насторожилась. Только сейчас она заметила, что хозяев больше не было у огня рядом с ней. В темноте она не сразу увидела, что они вышли. Ее напряженный слух не улавливал в тесной хижине мерного храпа пьяного Мэдока и гнусавого хныканья его жены. Хозяева были снаружи. Холодный сквозняк, который разбудил Ронвен, ворвался в хижину сквозь дверной проем. Холст, закрывавший его, свободно колыхался. Они спорили о чем-то напряженным, испуганным шепотом. Сон моментально исчез, Ронвен села и спрятала за спиной драгоценный сверток. Снова и снова она прислушивалась, но не могла разобрать ни одного слова. Что-то здесь было не так. Она с самого начала не доверяла Мэдоку – ей надо было внять голосу инстинкта. Если бы только у нее был нож! Она просила Сенену дать ей оружие, но глупая женщина только посмеялась над ней.