Дитя Меконга
Шрифт:
— Скорее его прошлое, если… Если он не умер ребёнком…
«Не ребёнком» — приходит откуда-то из глубины, и женщина качает головой, подтверждая:
— Нет. Он умер, будучи уже взрослым… Мальчиком, — она замолкает, отводя глаза и будто бы набираясь сил, а потом всё-таки спрашивает, тихо, но твёрдо, видимо наконец-то решаясь: — Что ты видел в столовой?..
— Как вы его ругали, говоря, что ему не место за тем столом, а он просто пошёл на поводу у Нонга. Как он потом… — Тонг замолкает, так и не решаясь сказать «отчитывал», потому что сказанное Кхемом
— Кхун Нок не любит есть один…
Два голоса звучат одновременно. Женщина улыбается дрожащими губами и улыбка та одновременно грустная и светлая. Она смахивает тонкими пальцами застывшие в уголках глаз слезы и шмыгает, прежде чем продолжить:
— Да, Кхун Нок никогда не любил есть один и переучить его так и не удалось. Сколько бы Кхун Сурия не старалась. Как и говорил Кхем… Значит, ты видишь призраков? Или… Что это такое?
Тонг прокручивает несколько раз кольцо на пальце, беря тем самым перерыв в разговоре, но так и не находя ответа.
— Не знаю… Я такого раньше не видел.
— А какое видел?
— Если честно… — Тонг неуверенно улыбается, поднимая взгляд на женщину, и пожимает плечами: — Никакого. У меня немного другая специализация. Я пришёл сюда сегодня, потому что хочу разобраться и понять… Мне снятся сны. И если видения увиденные здесь правдивы…
Напряжённо замершая на другом конце дивана женщина кивает и он заканчивает, неосознанно продолжая проворачивать кольцо на пальце то в одну сторону, то в другую:
— Если тот мальчик, которого я видел здесь — это Кхем и умер он уже взрослым, то во сне я тоже вижу его… Только… — Тонг замолкает, переставая крутить кольцо и переплетая пальцы в замок. — Можно я задам ещё один вопрос? Если не захотите то не обязательно отвечать, вы и так…
«Обязательно! — требовательно царапает внутренний голос. — Если она не ответит, как ты узнаешь, был ли сон о наге чем-то реальным или лишь бредом?!»
— Спрашивай.
— Кхем ваш приёмный сын?
— Как ты?.. — она снова бледнеет и Тонг пододвигает к ней стакан с водой, дожидаясь пока она сделает глоток, а пальцы перестанут подрагивать, прежде чем продолжить:
— Вы нашли маленького мальчика на берегу реки. Возможно, он был не совсем обычным, — от увиденного во сне Тонг переходит к догадкам. Однако, по тому, как меняется лицо женщины, он понимает, что двигается по верному пути. И от понимания этого по спине его ползёт холодок. — Он был усталым и отчаянным, скорее всего чем-то напуганным и растерянным. Вы решили ему помочь, возможно, ждали, что за ним придут, но… Никто так и не пришёл, да?
— Пришёл… — ошарашивает она Тонга. — Мужчина, лицо которого было скрыто в тени глубокого капюшона. Он пришёл поздним вечером спустя месяц. Кхем тогда уже крепко спал и скорее всего не видел. Он пришёл и предупредил, что если я не увезу ребёнка куда-нибудь подальше от Нонгкхая, то его убьют. И что времени у меня не больше двух дней, потому что потом пострадаю и я, и… Хемхаенг.
Тонг
Хемхаенг.
Это его имя… То самое, которое по предложению монаха дали Тонгу родители…
— На следующий день я собрала Кхема, оставила дом сестре и уехала в Бангкок. В Нонгкхае, после смерти мужа, меня ничего особо не держало… — продолжает меж тем женщина, будто не замечая его реакции, а может, действительно не замечает. — В одном из городов по пути мы оформили ему документы. Так Хемхаенг стал Кхемом, моим сыном…
— И он был человеком, когда вы его нашли?.. — сорвавшийся с губ вопрос звучит очень странно, однако Тонг даже подаётся вперёд в ожидании ответа на него. — Ответьте, пожалуйста, тётушка.
— Я… — она массирует висок пальцами, будто попытка вспомнить причиняет ей боль, однако всё-таки отвечает, неуверенно и тихо: — Не знаю. В первый момент мне что-то показалось, но… Мне могло показаться. Тем более это было так давно… Однако я отчётливо помню до сих пор, что он был одет в золотисто-зелёный традиционный костюм. И чешуя… У него в районе поясницы на коже просматривался рисунок чешуи…
Тонг вздрагивает уже который раз за последние полчаса, однако на этот раз это не укрывается от чужого взгляда.
— Что такое?
— Как умер Кхем? — вместо ответа спрашивает Тонг, только отвечает ему совсем другой голос и тоже вопросом:
— Зачем ты хочешь это знать, Нонг Тонг?
От холода, сквозящего в этом знакомом голосе, пробирает до костей и Тонг оборачивается так резко, что едва не слетает с дивана.
Нок.
Собранный, отчуждённый и холодный. Классический костюм лишь усиливает ощущение исходящего от него холода, и лишь небрежно закатанные до локтей рукава, да пара расстёгнутых верхних пуговиц, выбиваются из образа, чуть смягчая его.
— Зачем тебе это?
Тонг сглатывает, забывая даже сделать приветственный вай. При взгляде на холодное, пустое и будто мёртвое лицо Нока, слова теряются.
— Ты ведь не за конспектами приехал, да?
Холод. Холод. Холод.
Он делает больно, бьёт сильнее, чем случайно прилетевший когда-то в школе прямо в грудину футбольный мяч, а этот ледяной взгляд и вовсе вбивает. Как и брошенное походя равнодушное:
— Поговорим в моей комнате.
Будто Тонг в чём-то виноват. Будто он сделал что-то запретное, на что не имел права.
«Но я имею право знать, что происходит с моей жизнью!»
— Зачем ты расспрашивал о Кхеме? — вновь начинает Нок, стоит только двери в комнату закрыться за их спинами.
«Как ловушке захлопнуться» — приходит в голову Тонга странное сравнение. Потому что он действительно ощущает себя сейчас как в ловушке.
— Откуда ты вообще узнал это имя? Скажи? Или хочешь поиграть в молчанку?
— Нет. Не хочу…
Слова не идут, застревают в горле от хлёстко летящих в него вопросов, они и звучат как щелчки канцелярской резинки и так же остро обжигают.