Дитя Меконга
Шрифт:
— Мы можем поговорить там, Кхун, — Тонг неопределенно кивает в сторону более тёмного и безлюдного участка. — Простите, народ, у меня дела. Успешно добраться. Кхун?
Тонг сбегает, уводя за собой Туантонга, хотя ещё минуту назад не желал никуда с ним идти.
Окружённые скамейками каменные столы утопают в мягком свете стоящих у дорожки фонарей. Где-то этого света более чем достаточно, где-то едва хватает. Тонг выбирает серединку, предпочитая отойти подальше от дорожки, но не уходить совсем в темноту.
—
«„Этот мальчишка“ — это Пи?»
Досада внутри вновь поднимает голову, однако на этот раз к ней примешивается раздражение, которое Тонг давит в зародыше.
— Смутно. Я видел ваше лицо во снах, не больше, — наконец признаётся он. — Маленький ребёнок из этих снов называл вас именно этим именем. Люди, что приходили требовать у вашего брата возвращения, тоже называли это имя.
— Люди… — острая улыбка змеится на чужих губах.
«Простите, но нагами вас я назвать не могу. Не хочу, чтобы кто-то это услышал».
Положив руки на каменный стол, Тонг переплетает пальцы в замок и игнорирует новое пришедшее сообщение.
«Синг или Пи Нок?» — задаётся Тонг вопросом, но проверять не спешит.
— Так ты считаешь, что это я повинен в твоей смерти?
— Я не умирал, Кхун Туантонг, — Тонг приподнимает бровь, сдерживая так и рвущуюся в голос насмешку, несмотря на холодок, что скользит по его спине. — Вот он я. Живой и здоровый.
То как меняется после его слов лицо Туантонга, вызывает внутри чувство удовлетворения.
— Хочешь поиграть, Хемхаенг?
— Ни в коем случае, Кхун, — Тонг становится серьёзным и садится ровнее, расправляя плечи. — Я хочу закончить этот разговор, вернуться домой, поужинать и лечь спать.
— Я и предлагаю тебе вернуться.
— К себе домой, Кхун Туантонг. Не к вам.
— Снова упрямишься.
— Снова попытаетесь меня убить?
— Я никогда…
Туантонг внезапно теряет всю свою царственность. Плечи опускаются, хотя сутулиться он не начинает, будто его спина может находиться только в прямом положении.
— Если тебя это волнует, виновный понёс суровое наказание. Того, что случилось, не должно было произойти.
— Я не виню ни вас, — на этих словах горло Тонга сдавливает, будто что-то внутри не желает, чтобы они были произнесены. — Ни кого-либо ещё. То, что случилось, случилось давно и не с нынешним мной. Просто оставьте всё как есть, Кхун Туантонг. Живите своей жизнью и позвольте мне жить своей.
— Отец всё ещё помнит о тебе.
Всего несколько слов, но они одновременно жалят и обжигают. Тонг не помнит даже лица отца Кхема, он даже имени его не знает, но внутри всё равно болезненно ноет.
— После того, как ты внезапно пропал вместе с Наоварат, вас искали. Даже поднимались к людям, но вас будто след
Короткий смешок вырывается из горла Тонга помимо воли, а внутри вспыхивает злость.
«Искали, но не могли найти? Прятала? Хотите сказать, что всё это время все винили Наоварат в моём исчезновении?»
Перед глазами встаёт увиденное во сне воспоминание: недвижимая, бездыханная Наоварат на берегу и тёмная фигура, скалой возвышающаяся над ней.
— Наоварат мертва, — срывается с губ Тонга вслед за смешком. — Её убили в тот день, когда мы пропали. Приди я на берег реки чуть раньше и увидел бы её смерть своими глазами.
Тонг сам не замечает, как начинает говорить от лица Кхема, как две жизни сплетаются между собой, будто становясь одной.
— Можете не верить. Мне всё равно. Наоварат это не вернёт, меня прежнего это не вернёт. Как не вернёт меня нынешнего в ваш дом, Кхун Туантонг.
Его всегда учили, что неправильно так разговаривать с взрослыми, незнакомыми людьми. Нужно быть почтительней. Нужно вести себя вежливо. Однако внутри Тонга всё жжёт калёным железом, а они не незнакомцы. И если Туантонг желает его возвращения и второй раз игнорирует желания и нужды самого Тонга, то какое он имеет право и дальше считать того чужим?
— И ты знаешь, кто это сделал?
— У меня не получается рассмотреть его лицо, Кхун. Каждый раз оно находится будто в тумане, хотя я и уверен — ваш брат его видел.
«И Наоварат тоже видела, но Пи не может вспомнить лицо» — этого Тонг вслух не говорит, не желая, чтобы Туантонг узнал, что и она тоже переродилась.
— Ты хочешь сказать…
Туантонг поднимается, вырастая над Тонгом, словно та самая тёмная тень из сна.
Две картинки накладываются одна на другую и вокруг внезапно, будто становится темнее, чем есть на самом деле, а слуха касается журчание воды.
Горло Тонга сдавливает и на мгновение он перестает понимать, где и кто он. Маленький Кхем ли, что держит в ладошках зелёную искорку — всё, что осталось от Наоварат, или Тонг, студент первого курса, что сидит на каменной скамейке перед чужим факультетом и разговаривает с принцем нагов.
— Я ничего не хочу сказать, Кхун Туантонг, — Тонг всё-таки находит силы, чтобы ответить. — Просто будьте осторожны. Убийца Кхун Наоварат, вероятно, всё еще жив.
«И кто знает, кто ему не понравится в вашем окружении в следующий раз».
— Подумай о возвращении, Хемхаенг. Я бы хотел, чтобы ты вернулся, несмотря на новое воплощение.
— Я отвечу вам так же, как ответил ваш брат тем, кого вы за ним послали. У меня есть ради кого жить эту жизнь и бросать близких мне людей я не собираюсь.
Туантонг какое-то время смотрит на Тонга, не мигая, а в следующий момент рассыпается водой прямо на глазах, будто состоял исключительно из неё.
Дрожь приходит постепенно. Зарождается где-то в солнечном сплетении и проникает в кровь, разбегаясь по венам и захватывая всё тело.