Дитя падшего бога
Шрифт:
— Хкомас говорит, ты идешь на юг… с людьми. — И прежде чем Сгэйль успел что-то ответить, матрос снял с себя теплый плащ и подал ему. — Вот, возьми, и перчатки тоже. Мне они не понадобятся, ведь за нами скоро приплывут.
Плащ был непривычного, темно-коричневого цвета. От этого искреннего дара Сгэйль ощутил безмерную усталость. Матрос даже не был с ним знаком — в Сгэйле он видел только всеми почитаемого члена касты анмаглахков.
— Я не могу…
— Возьми, прошу тебя, — не отступал матрос. — Окажи
Сгэйль едва не отшатнулся. В памяти его всплыл странный урок, который дал ему когда-то его собственный йоин,его наставник.
Что мы есть помимо того, какими видят нас наши соплеменники?
Сгэйль тогда был молод, невежествен и полон священного трепета перед своим наставником. Он так и не сумел найти ответа на этот вопрос. Годы спустя он случайно услышал, как Бротандуиве повторяет этот же урок для нескольких новичков, которым еще нескоро предстояло взяться за поиски своего собственного йоина.
Мы — большее и меньшее, говорил Бротандуиве, и мы — ничто, кроме тьмы и безмолвия. Все, что в наших силах, — принять их веру в нас с подобающим смирением.
Такова была истина, скрытая в девизе анмаглахков — во тьме и безмолвии.
Служить и не ставить себя ни выше, ни ниже этой службы, в чем бы она ни выражалась. Быть безмолвием мира, в котором исполняешь долг, и хранить этот мир из тьмы.
Сгэйль медленно взял у матроса плащ и перчатки:
— Благодарю тебя.
Матрос радостно улыбнулся. Однако его поступок, порожденный добротой и глубоким почтением, прибавил Сгэйлю тягостных мыслей и сомнений.
Ему хотелось незаметно ускользнуть из лагеря и поговорить через словодрево с Вельмидревним Отче, хоть как-то понять, почему патриарх внезапно утратил доверие к нему. Но затем Сгэйль вспомнил тайные замыслы Бротандуиве и дар, который вручили хейнасы Лиишилу — Лиишиарэлаохку, как назвали его предки. И маджай-хи, словно пришедшего из древних времен, маджай-хи, связавшего судьбу с полукровкой и бледной женщиной-чудовищем.
Сгэйль оказался на перепутье, и ему надлежало выбрать одну, только одну дорогу.
— Так мы идем или нет? — нетерпеливо спросила Магьер.
Сгэйль повернулся к берегу:
— Малец, пора!
Не так давно его потрясла бы до глубины души одна только мысль о том, чтобы называть по имени священного маджай-хи.
Малец прыжками одолел склон, обвел взглядом Магьер, Лиишила и подошедших к ним Ошу и Винн. Потом маджай-хи покосился на прибрежные костры, где уже стряпали завтрак из собранных моллюсков, и жалобно заскулил.
— Мы найдем что перекусить по дороге, — заверил его Сгэйль.
Заворчав, Малец потрусил вперед, и Магьер пошла за ним. Когда Лиишил двинулся следом, Сгэйль заметил,
— Можно мне взять твои старые клинки? — осторожно спросил Сгэйль. — Новым надлежит занять свое место, а твоя ноша станет полегче.
Лиишил искоса, с прищуром глянул на него через плечо:
— Почему бы тогда тебене взять новые?
— Не могу, — покачал головой Сгэйль. — Они подарены тебе.
— Да надень ты их уже, в конце-то концов! — рявкнула Магьер. — Ты же сам потребовал, чтобы я приняла кинжал!
— Мои ножны им не подходят, — упрямился Лиишил.
— Я переделаю ножны, — заверил Сгэйль, — прямо на ходу.
Какая бы ярость ни прозвучала в голосе Магьер, на ее лице, когда она пристально взглянула на Лиишила, не отразилось и тени этого чувства.
— Это же всего лишь оружие, — сказала она. — Ты сам решишь, когда и как его применить.
— Ладно! — буркнул Лиишил и сбросил мешок.
Сдернул с себя ножны со старыми клинками, достал из мешка новые и сунул все это Сгэйлю. Затем он закинул мешок за спину и, толкнув плечом Магьер, пошел за Мальцом.
Сгэйль достал из ножен старые клинки Лиишила. Обе пары клинков он отдал Оше и, следуя за спутниками вдоль берега, вынул стилет и приступил к делу.
Трудясь над ножнами, он размышлял о предстоящей части их похода — похода, вдохновленного не надеждой, а решимостью. Сгэйль устал от постоянной раздражительности Магьер и Лиишила. Но эта раздражительность оказалась заразной, и Сгэйль, надрезая стилетом кожу, вполголоса бормотал ругательства.
Наступил полдень, и Хкуандув нервно мерил шагами палубу.
На рассвете он, как обычно, ждал доклада Авранверд, но девушка так и не вышла на связь — и тогда велел хкомасу бросить якорь, потому что не знал, на каком расстоянии от них может быть другой корабль. Вскоре его беспокойство сменилось неприкрытой тревогой.
Денварфи, опершись бедром о фальшборт, наблюдала за Хкуандувом:
— А ты не можешь сам вызвать ее?
— Нет… я не могу допустить, чтобы кто-то узнал о ее тайной миссии, даже если это будет хкомас или хкеда того корабля.
— Тогда перестань топать по спине Первенеана, — бросила Денварфи, — не то он разнервничается.
Хкуандув сердито глянул на ее безмятежное лицо. Кожа у нее была цвета чая, чуть разбавленного козьим молоком.
— Там что-то стряслось.
— Я знаю, что нам нельзя показаться им на глаза, — отозвалась Денварфи, — но и потерять их след мы тоже не можем.
— Поговори с хкомасом, — сдался Хкуандув. — Только предупреди, чтобы корабль двигался крайне осторожно.