Дитя раздора

Громова Ульяна

– Это больно? Неудобно? – обеспокоился Женя. – Прости, я растерялся. Это так… странно. Вернемся за стол?

– Нет, я, наверное, домой поеду. Вызову такси.

Мне вдруг стало нехорошо. Сын будто в агонии бился. Хотя беспокоиться мне вроде бы не о чем, ведь я исправно ездила к врачу, делала узи, сдавала анализы.

Женя довел меня до кресла, поддерживая. Если бы не он, я бы упала. Голова кружилась, звуки слились в какофонию, а общее состояние было какое-то… предбесчувственное.

Я присела перевести дух и посмотрела на Артема. Он встретил мой взгляд и весь

подобрался, сжал губы. Смотрел остро, напряженно. Я отвернулась, и от этого простого движения головы сознание поплыло.

***

Артем

Кате было плохо. Это было видно – она побелела, ее взгляд плыл, сама она была напряжена и держалась за живот. И Женька выглядел обеспокоенным, кому-то звонил, держа ладонь на спине Кати, будто контролировал ее состояние… или удерживал в сознании.

У меня во рту пересохло, хмель из головы испарился, злость на жену исчезла, будто не было.

Я пересрался. Точнее не скажешь. Так испугался за Катю и сына, что вскочил, будто в теле выпрямилась пружина. Бросился к Кате. Не видел, кроме нее, никого и ничего. Казалось, слышал ее бешеное сердцебиение и чувствовал панический страх. Упал перед ее креслом на корточки, схватил за руку, пристально вгляделся в глаза:

– Кать, что случилось?

– Я не знаю… – прошептала она, мне показалось, с усилием, будто это простое действие отбирало ее последние силы.

– Я вызвал такси, – сообщил Женька.

А я чуть не взорвался:

– Какое такси?! Ты спятил?!

Лихорадочно полез в карман за телефоном. Руки дико тряслись, и я, как в плохом кино, чуть не выронил сотовый лапоть, но все же три цифры набрал – скорее на панике, чем осмысленно. А когда мне ответили, заорал, перекрикивая музыку:

– Скорая! Беременной плохо…

Завершив вызов, я подхватил Катю на руки и понес вниз, в гардеробную, чтобы одеть ее и встретить скорую с ней. Теперь, когда попросил о помощи, паника слегка отпустила, и я начал слышать голоса и видеть окружающих. Или это включился безопасный режим передвижения – трудно мчаться суперменом с женщиной на руках, если не видеть препятствия.

Первой я увидел жену. Нужно было ей что-то сказать, но я не хотел. В груди снова подняла голову злость на нее. Я отвернулся и проигнорировал непонимающие, сочувствующие и недоуменные – у кого какие – взгляды Женькиных гостей. Было плевать.

Скорая приехала быстро. Когда Катю укладывали на носилки, я порывался поехать с ней.

– А кем вы приходитесь беременной? – поинтересовалась грузная женщина с толстой гулькой и в очках.

– Я… отец ребенка, – ответил и снова шагнул к машине.

Но дама в медицинском костюме закрыла передо мной дверцу и снисходительно ответила:

– Позвоните будущей мамочке через час-два. И не беспокойтесь, все с ней будет хорошо. Повезем в роддом.

Машина тронулась от ступенек перед входом в клуб. Я проводил ее взглядом, развернулся, чтобы вернуться, и увидел в двух шагах именинника.

– Отец? – спросил он.

– Все сложно, – буркнул я.

Я очень волновался за Катю, но все же теперь, когда она в руках медиков, меня отпустило.

–

Как раз хотел спросить, знаешь ли ты, кто отец. Но ответ нашелся… неожиданный.

– Давай не начинай, – я поморщился.

Мы так и стояли у входа, оба не делая попытки вернуться за стол в веселую компанию. Мне вдруг показалось это неуместно. Там будто стало пусто и нечего делать.

– Да, это должен быть трезвый разговор, – кивнул Женька. Я хотел возразить, сказать, что не о чем говорить, но депутат поднял ладонь, предостерегая меня. – Не время и не место. Идем. Там твоя жена объясняется – рассказывает, как вы дружны и как собираетесь растить Катиного ребенка одной дружной семьей.

Я возмущенно вскинулся, снова обожгло злостью на Наташу – мог себе представить, как она это сказала. Но в то же время мелькнуло восхищение тем, что моя жена умеет выкрутиться из любой ситуации, сложившейся не в ее пользу – этого не отберешь.

Мы вернулись к гостям. Застолье протекало непринужденно, звучали шуточки, смех, начались свободные передвижения, а места уже не были закреплены за гостями – торжество взошло на этап установления тесных нужных контактов.

Один такой присел рядом с моей женой и что-то с ней активно обсуждал – я не прислушивался к словам. Но прислушался к своим ощущениям. Я требовал от Наташи провокаций ради ревности, требовал освежить мои к ней чувства, задеть меня за живое, заставить адреналин в крови вскипеть.

Но вместо всего этого будто кол проглотил, сидел перед своей тарелкой и ждал звонка. Знал, что он будет.

И не обманулся. Спустя два часа, когда веселье перешло в третью стадию «можно все», телефон завибрировал в нагрудном кармане. Звонили с городского номера. В животе тут же скрутилась в ком тревога.

– Артем Владимирович, это Лев Константинович. – Врач, с которым у нас действует платный уговор. – К нам поступила Старкова. Готовим операционную для кесарева…

– Что?! – я вскочил. – Это не опасно? Она выживет?

Врач засмеялся:

– Обычная практика. Но вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Однако вашей жене нужно с паспортом и полисом лечь в палату не позднее восьми часов утра, пока длится мое дежурство.

– Понял. – Я схватился за лоб, и оказалось, он мокрый от пота. Меня трясло. – А Катя? Как она… после операции?

– Вы меня удивляете. Так нам, если что, спасать мать или ребенка? – со смешком уточнил врач.

У меня мороз прошелся по коже. Перед глазами встала картинка разрезанной мертвой Кати, и горло будто колючей проволокой сдавило.

– Мать, – прохрипел я.

– Ну это я так просто спросил. Ничего ей не угрожает. Но в свете наших договоренностей вы сделали неожиданный выбор. Привозите жену. Сменную одежду не нужно, ей все тут выдадут.

Он завершил вызов, а я обессиленно опустился на стул. Сердце билось заполошно. Я все еще видел перед глазами мертвую Катю. И это было так страшно, что дышать все еще удавалось с трудом. Меня бросало то в жар, то в холод… от мысли, что если бы Катя умерла, это бы решило все грядущие проблемы.