Дитя среди чужих
Шрифт:
Пит делает глубокий вдох, выдыхает и поворачивается. Направляет луч в верхний угол комнаты, на объект, который и пришел исследовать.
Стремный кокон.
Приближается к нему, и белый луч фонарика придает этой штуке жуткий блеск, которого Пит раньше не замечал, как будто кокон мокрый, листья и грязь настолько влажные, что…
– О боже,– его глаза следуют за светом от кокона к грязи внизу, где образовалась небольшая молочно-белая лужица.– Эта срань протекает,– говорит он, замечая тонкую струйку слизи, выделяющуюся из влажной скорлупы, рисуя блестящую
Пит засовывает свободную руку в карман и ощущает тяжесть своего складного ножа. Вытаскивает его, и лезвие вылетает, поблескивая в сыром отфильтрованном солнечном свете, как предупреждение. Пит тянется к кокону.
– Пит!
Он подпрыгивает и оборачивается, задержанное дыхание вырывается с болезненным вздохом. Он весь в поту, живот напряжен, как барабан.
Удлиненная тень Джима падает на бетонную лестницу.
– Ты че тут забыл? Тащи сюда свою задницу. Нам всем нужно поговорить.
– Да, секундочку,– говорит Пит, поворачиваясь к кокону с широко раскрытыми глазами. У него перехватывает дыхание, потому что на короткую секунду – в промежуток от одного удара сердца до следующего – ему кажется, что внутри этой оболочки что-то шевельнулось. Как ножка младенца, бьющего по животу матери, вот-вот готового вылезти наружу.
– Срочно, Педро. Я не спрашивал.
Тень Джима исчезает, и Пит хмуро смотрит на кокон в последний раз. Он неохотно прижимает лезвие тыльной стороной к бедру и закрывает с тихим щелк.
– Иду, амиго,– говорит он шепотом.– Я иду, потому что нам с тобой надо поговорить. Усек? Ты понял, cabron? Я уже иду.
Пит поворачивается и торопливо поднимается по лестнице, не обращая внимания на хруст мертвых насекомых под ногами, и хлопает дверью, снова погружая подвал в грязную тьму.
Генри стоит у заколоченного окна, вглядываясь в щели дневного света, разбитые характерной тенью.
Смотрит на лицо матери, которая смотрит на него в ответ.
Генри слегка качает головой.
– Я не знаю, они мне не говорят,– почти что шепчет он. Существо выглядит более инопланетным, чем Генри мог себе представить, но ему нравятся ее глаза. Они напоминают ему Грома, его старого полосатого кота. Того самого, которого пришлось оставить, когда они с папой переехали в квартиру. Судя по тому, что он может разглядеть на ее лице через щели в один дюйм, черты ее лица сморщенные и коричневые, примерно такие, как, по его представлению, могло бы выглядеть лицо муравья вблизи, но без антенн и щупалец на месте рта. Мандибул. Генри вспоминает это слово и улыбается. Он рад, что у матери их нет, это могло его напугать. На обоих концах ее лба выступают бугорки, но все остальное скрыто толстой черной оболочкой, похожей на капюшон. Рот похож на человеческий, но шире и прямее. Без губ. Просто темная, тяжелая кожа.
Он не может понять звуков, которые издает существо, но мысли, страхи и требования легко поддаются переводу.
УХОДИ!
Время
А это значит, что у Генри и тех, кто его сюда привел, времени почти не осталось.
Джим не сводит глаз со своей потрепанной команды криминальных авторитетов. Дженни лежит в полубессознательном состоянии и стонет поверх спального мешка. Ее брат сидит, скрестив ноги, положив ее голову себе на колени, и гладит по волосам, как пятилетнюю девочку. Лиам сидит на ступеньках, упершись локтями в колени, низко опустив голову. Джим понимает, что тот думает, возможно, слишком много думает. Наверно, о маленькой копилке, которую они спрятали наверху.
Придется за ним приглядывать.
Его взгляд перемещается на Пита, который дергается, как наркоман, и по неизвестным причинам ходит в подвал, будто ищет сокровища.
Они все выглядят ужасно, все голодны и устали. Но Джиму они нужны еще на один день. Осталось продержаться совсем недолго.
Генри отходит на два шага от окна и сосредотачивается.
Ты можешь мне помочь? ТЫ ПОМОЖЕШЬ МНЕ?
Генри получает искаженный ответ и не может его разобрать, но что-то твердое стучит по одной из досок за окном.
ТУК.
Потом еще раз:
ТУК! ТУК!
Генри с чувством благоговения наблюдает, как пальцы одной скрюченной лапы скользят между самой высокой доской и оконным стеклом. Он думает, что они больше похожи на когти, чем на пальцы, и задается вопросом, прав ли насчет того, что это существо скорее насекомое, чем животное.
Раздается мягкий звук, похожий на изгиб металла, затем ЩЕЛК, когда доска в верхней части окна аккуратно отодвигается.
Генри смеется.
Существо хватает следующую доску, и Генри видит – слишком поздно,– что эта прибита прямо к раме. Когда она тянет, он видит, как колеблется тонкое старое стекло.
– Стой! – кричит он.
Гвоздь вырывается, и окно разлетается вдребезги.
Лиам вскакивает на ноги, поворачивается и смотрит в сторону второго этажа. Он оглядывается на Джима – рот открыт, глаза широко раскрыты. Джим уже направляется к лестнице.
– Беги! – рявкает он, и Лиам уходит.
Генри подбегает к окну, размахивая руками.
– Стой!
Существо поднимает голову, чтобы посмотреть на него сверху вниз с того места, где когда-то находилась верхняя доска – одна из пяти или шести, прибитых снаружи, чтобы помешать Генри улизнуть. Генри начинает говорить что-то еще, но, наконец-то увидев ее лицо целиком, безмолвно замирает. Ее глаза – до краев золотистые с черными щелочками вместо зрачков – впиваются в его. И несмотря на свой страх, что кто-то мог услышать звон бьющегося стекла, он улыбается.