Дитя в небе
Шрифт:
Для одного лета этого происшествия было бы вполне достаточно, но несколько недель спустя он гулял у озера с другим приятелем, швыряя камешки в воду, и один из камушков вдруг во что-то угодил. Оказалось, это труп девушки. Стрейхорн стоял на берегу и наблюдал, как его друг вытаскивает утопленницу на берег. А потом вдруг опрометью бросился прочь с криком: «Это сделал Рок-н-ролл!»
После этого он много лет был одержим этим своим чудовищем, Рок-н-роллом. Когда бы ни случалось что-нибудь плохое, он всегда точно знал, кто это сделал. Если после какой-нибудь очередной безумной борьбы
Даже когда мы с ним учились в Гарварде, ему по ночам иногда снились эти кошмарные сны, и он просыпался с криком: «Рок-н-ролл!» Он как-то рассказал мне об их происхождении и о том, как с годами кошмар обрел лицо и тело, которые он впоследствии положил в основу образа Кровавика.
Попрощавшись наконец с Дэнни и повесив трубку, я почувствовал, что из головы у меня вот-вот повалит пар: Саша, Спросоня, Стрейхорн (живой или мертвый), ангелы, дьяволы, Браун-миллз…
Интересно, какого черта он делал со Спросоней в Браун-Миллз, штат Нью-Джерси?
Его видели в «Эль-Койоте» — мы отправились туда и стали задавать вопросы: ничего. Его видели в долине, в баре для голубых под названием «У Джека» — мы съездили и туда: ничего. Его видели на Родео-драйв… Мы потратили на расспросы три дня, прежде чем хоть что-то обнаружили. Я то и дело возвращался к видеокассетам, чтобы проверить, не появилось ли на них еще чего-нибудь, но напрасно. И я, и Уайетт обзванивали знакомых и знакомых этих знакомых до тех пор, пока у нас не покраснели и не начали болеть уши. По Лос-Анджелесу гуляет столько полностью противоречащих друг другу историй, что мы были вынуждены постоянно сравнивать наши записи, чтобы понять, имелась ли у нас уже эта информация или она противоречит той, которую нам удалось собрать.
А выяснить нам удалось следующее: человек, внешностью и голосом напоминающий Филиппа Стрейхорна, разгуливал по городу в очках «порше», в черном шелковом костюме, рубашке и туфлях из крокодиловой кожи, всем своим видом как бы говоря: «Ха-ха, все это было просто крутым розыгрышем ради вящей известности. Короче, вот он я, а все слухи о моей смерти сильно преувеличены».
Проблема с этим описанием была лишь в том, что Стрейхорн, в отличие от мистера Туфли-из-Кроко-диловой-Кожи, всегда был одним из самых равнодушных к модной одежде людей.
Фил приобретал себе одежду так, как некоторые люди покупают себе еду, когда проголодаются. Когда его нижнее белье пронашивалось до дыр, он отправлялся в один дешевый магазинчик на Ла-Бреа (свое любимое заведение) и покупал там три упаковки по шесть комплектов нижнего белья. В магазине его мог вдруг охватить и приступ потребительской лихорадки, что означало приобретение еще пары белых футболок и нескольких пар белых хлопчатобумажных носков. Добавьте к этому кроссовки с джинсами — и вот вам хорошо одетый Стрейхорн.
Кроме того, он вообще редко куда-нибудь выходил. В шикарных и модных ресторанах он всегда начинал нервничать и чувствовал себя более чем неуютно. Самым лучшим с его точки зрения времяпрепровождением было сидеть
Я позвонил своему приятелю Доминику Скэнлону, офицеру лос-анджелесской полиции и объяснил, что происходит. Он пообещал разобраться. Через два часа он перезвонил и пригласил встретиться с ним в центре. Когда мы с Уайеттом приехали по указанному адресу, небольшое желтое здание было частично опутано полицейскими лентами. Доминик подъехал через несколько минут.
— Уж очень быстро окрестные ребятишки обрывают наши ленты. Пару дней назад нам позвонил один из соседей и сообщил, что здесь творится что-то неладное. Слышатся какие-то странные громкие звуки, треск, удары и все такое прочее. Здесь вокруг довольно много пустующих домов, вот мы и подумали, может, какие-нибудь гопники разгулялись.
И черт бы побрал нас со всеми нашими предчувствиями. Ничто ведь не бывает просто, верно? Первый же коп заходит внутрь, тут же выскакивает и зовет напарника: «Эй, давай сюда! Не поверишь, смеяться будешь!»— Доминик вытащил из кармана конверт и открыл его. Вытащив несколько фотографий, он протянул их нам.
— Боже милостивый!
— Джеймс Пени, бывший безработный актер, бывший официант в «У Джека»…
— И бывший человек!
— Вот именно, Финки. Ребята-патологоанатомы до сих пор стараются понять, что с ним случилось.
— А отчего он умер?
— От удара электрическим током, от потери крови… черт, даже не знаю. От всего. Ха! Вам это должно понравиться — парень умер от всего!
— И это тот самый человек, который выдавал себя за Стрейхорна?
— А вы взгляните на другие фотографии.
Здесь было несколько снимков, на которых Пени был жив и улыбался. Он действительно здорово смахивал на Фила, и было вполне понятно, почему кое-кто принимал его за другого.
И тут у меня прямо мурашки по спине побежали. Я взглянул на Доминика.
— Да это же сцена из «Полночь приходит всегда!» Он кивнул.
— Угадал. Идеальное голливудское преступление: парень шляется по городу, разыгрывая из себя Филиппа Стрейхорна, а кончает тем, что его убивают точно так же, как в одном из фильмов Фила Кровавик кончает парня. Кинематографическая справедливость. Может, где-то в других местах существует поэтическая справедливость, а у нас здесь — кинематографическая!
— А нельзя нам зайти в дом?
— Нет уж, Уэбер, если хочешь — иди, а я туда ни ногой.
— Конечно, сходи, только ничего не трогай, ладно? Следствие еще не закончено. А мы с Вертуном подождем здесь. Хочу задать ему пару вопросов насчет его шоу. У меня дома до сих пор хранится эта клевая футболка Вертуна-Болтуна. Жаль, не догадался прихватить ее с собой, чтобы ты на ней расписался. Вот ключ, Уэбер.
К парадному входу вела вымощенная кирпичом дорожка. Лужайка пахла свежескошенной травой. Когда я поднимался на крыльцо, под ногами скрипнули две ступеньки. Я вспомнил о том, как несколько дней назад вот так же поднимался по ступенькам в дом Райнера Артуса. В его доме царило какое-то смутное безумие, в этом же обосновалась жесточайшая смерть.