Дитя Всех святых. Перстень со львом
Шрифт:
Но ответом ему стал другой крик — крик отчаяния, прозвучавший, словно эхо. Из лесу выскочила молодая женщина. Она была смугла и одета в самые дешевые меха — кроличий да кошачий. Она упала на колени перед трупом.
— Мартен!
У Франсуа перехватило горло. Он боялся понять…
— Кто вы?
Молодая женщина, до этого не обращавшая на него никакого внимания, обернулась. Ее глаза метали молнии.
— Это вы убили Мартена! Самое умное, самое ласковое из всех животных. Вы или сумасшедший, или чудовище!
Из лесу появились молодой человек со стариком. Франсуа собрался было выдернуть свою секиру, но эти люди вовсе
— Я думал…
Молодая женщина посмотрела на него с глубоким презрением.
— Что вы думали? Что совершаете подвиг? Мартен был обучен получать ласки от детишек да тянуть лапу…
Франсуа не знал, что сказать. Никогда прежде не чувствовал он себя так глупо, так нелепо. Тем временем подошел Туссен, которому случилось охотиться неподалеку. Он оценил ущерб, нанесенный беднякам, и, пока Франсуа растерянно озирался, подошел к молодой женщине и представился. Та сделала то же самое:
— Меня зовут Рена. А это мой брат Оливье и отец Сиприан. Мы бродячие комедианты. Мартен умел делать всякие трюки и еще играл медведя в «Медвежьем фарсе». Он был нашим кормильцем. А теперь нам только и остается, что помирать с голоду.
По своему обычаю, Туссен ничуть не растерялся.
— Снимем с медведя шкуру. Потом я залезу внутрь, и тогда у вас снова будет медведь.
Рена покачала головой:
— Это никогда не заменит настоящего медведя.
— Может быть, но мы добавим к представлению еще одну пьесу — моего собственного сочинения, фарс «Двойняшки». А насчет всяких трюков я ведь тоже хоть куда: могу жонглировать и огонь глотать.
Услышав это, Франсуа сказал:
— Я сам буду медведем. Это я причинил вред, мне его и исправлять. Иначе никогда я не стану рыцарем.
Наконец их предложения были приняты. Труппа пустилась в путь, и вот так Франсуа де Вивре сделался медведем. Вырядившись в Мартенову шкуру, он представлял медведя в «Медвежьем фарсе». Сюжет был незамысловат. Человек со злым сердцем просит у Святой Девы, чтобы та дала ему силы больше, чем всем прочим смертным, и Святая Дева превращает его в медведя. И с этого самого момента с ним начинают приключаться всякие несчастья. Стоит ему появиться у себя дома, как его собственные дети убегают, жена палкой сгоняет беднягу с супружеского ложа; а когда он идет жаловаться соседям, те встречают его камнями; он просит убежища в церкви, но священник окатывает его кипятком. Наконец, преследуемый охотниками и чувствуя, что его вот-вот догонят и убьют, он молится Святой Деве, которая прощает его и обещает поселить в Раю…
В убогом зверином обличье, под шкурой, которая каждый миг напоминала ему о собственной глупости, Франсуа переживал свою крестную муку. Рена, которая решала в труппе все, не позволяла Франсуа играть в человечьем обличье. Человеческую часть роли исполнял Оливье, Франсуа же был только медведем. Он рычал и издавал прочие звуки, одновременно дикие и жалобные, всякий раз вызывая у публики бурное веселье, и покидал сцену под шутки и смех.
Испытания, выпавшие Франсуа, были гораздо горше, чем у Туссена. С самого начала этот последний снискал у публики немалый успех своими фокусами и трюками. Он и впрямь был весьма ловок, да вдобавок еще и краснобай, за что не раз удостаивался рукоплесканий. К тому же он сочинил собственный фарс — «Двойняшки», который всякий раз затмевал наивное представление
Однако Франсуа не держал на Туссена зла. Напротив, он в который раз убедился в том, что его товарищ по несчастьям — существо поистине исключительное. Туссен не только не заважничал, когда судьба вознесла его гораздо выше господина, напротив, он теперь выказывал Франсуа такие знаки почтения, каких никогда не выказывал раньше. Когда Франсуа впервые вырядился медведем, он обратился к нему «господин мой», хотя до этого так его не величал, и с тех пор уже не обращался к Франсуа никак иначе.
Они разъезжали по ярмаркам и замкам. В замках труппу после представления кормили на кухне. Слуги, которые по простоте отождествляли актеров с их персонажами, всегда оставляли лучшие куски Рене и Туссену, а Франсуа доставались лишь объедки да корки хлеба, пропитанные соусом.
Как-то раз, когда они находились в замке, название которого Франсуа не запомнил, Туссен устроил на кухне представление для челяди. Взобравшись на стол, они с Реной пустились в зажигательную пляску. Оба были отличные танцоры, и публика оценила зрелище по заслугам. Туссен получил в награду цыпленка и колбасы на троих. Франсуа пристроился на полу в уголке, чтобы угоститься черствой краюхой. И тут, ко всеобщему удивлению, Туссен принес свое блюдо Франсуа и стал ему прислуживать, словно тот был принцем, а дождавшись, пока тот покончит с цыпленком, взялся за его горбушку.
Испытание Франсуа длилось недели, месяцы… В конце концов, он стал говорить себе, что оно, наверное, никогда не завершится и ему всю жизнь придется провести в медвежьей шкуре. Он не жаловался, считая, что заслужил это.
Замки сменялись замками, ярмарки — ярмарками. На Иоаннов день они давали представление в Ренне. Франсуа с болью в душе увидел место, где началось его первое воспоминание. Четырнадцать лет назад он ликовал, а рядом были родители, мать и отец. И он продолжал валять дурака, изображая медведя под грубый хохот…
Осенью труппа проезжала через лес Ланноэ. Франсуа шел пешком, поскольку на Востоке обычно ехали Рена либо ее отец Сиприан. И тут им повстречалась старуха.
Впрочем, назвать ее старухой было бы не вполне точно, настолько странным выглядело это существо. Нельзя было даже сказать наверняка, молодая она или старая, потому что ее лицо, хоть и свидетельствовало о прожитых годах, оставалось тем не менее гладким, без единой морщинки. Это бесполое лицо могло бы принадлежать как мужчине, так и женщине.
Поскольку они оказались на узкой тропинке, а его товарищ замешкался, Франсуа окликнул:
— Эй, Туссен, посторонись!
Странное существо встрепенулось:
— Тебя Туссеном зовут, мой мальчик?
— Да. А вас как прикажете называть? И кто вы — мужчина или женщина?
— Я занимаюсь ремеслом, на которое ни один мужчина не способен: даю жизнь людям. А звать меня Божьей Тварью. Так ты, значит, родился на Всех святых?
— В этот день меня нашли на ступенях церкви.
— Выходит, родился накануне. Покажи-ка мне все-таки свою руку.