Дитя Всех святых. Перстень со львом
Шрифт:
На трибунах видели, как французский боец, прежде чем упасть, вспорхнул, словно перышко. Эдуард III иронически улыбнулся, обращаясь к своему гостю:
— Вам не кажется, что французские рыцари несколько легковаты, дорогой кузен?
Иоанн Добрый поморщился и ничего не ответил.
Тем временем ристалищная прислуга кинулась подбирать тело поверженного рыцаря. Не переставая удивляться отсутствию оруженосца, его отнесли в палатку. А поскольку оруженосец так и не объявился, слуги, хоть это было и не их дело, затеяли снимать с побежденного доспехи, чтобы установить, в каком он состоянии. Один из них снял шлем. Хлынули волной рыжие волосы
Гербовый король, он же старшина герольдов, был лицом весьма важным, избираемым непременно из среды доброй старинной знати. По ходу турнира ему доверяли безграничную власть. Войдя в палатку и узрев невероятное, он впал в ярость:
— Кто вы такая? И куда подевался тот, кто вместо вас должен быть в этих доспехах?
— Я Ариетта де Сенклер, нареченная сира де Вивре. А сам он совершил побег, как того требует честь от каждого рыцаря.
Гербовый король чуть не задохнулся.
— Значит, это честь потребовала от него послать биться вместо себя женщину? Как только мы разыщем этого негодяя, он будет повешен на первом же суку и останется там до тех пор, пока вороны не склюют последний кусок мяса на его костях! Щит с его гербом будет прилюдно расколот, а сам я лично буду ходатайствовать перед королем Франции, чтобы его замок был срыт до основания, а род навеки изгнан из страны!
Ариетта с трудом приподнялась на походной кровати, куда уложили ее слуги.
— Вы ошибаетесь, монсеньор! Франсуа де Вивре не сделал ничего постыдного. Это я обманом усыпила его с помощью булавки, смазанной сонным зельем. Он был без сознания, когда оруженосец вынес его за городские стены. Так что лишь я одна заслужила ваш гнев!
— А где доказательство того, что вы говорите?
— Слово воспитанницы Французской Мадам.
— Но зачем вы так поступили?
— Я же сказала вам, монсеньор, мы должны пожениться…
Дыхание Ариетты де Сенклер стало затрудненным. В первый раз гербовый король обеспокоился ее состоянием.
— Вы ранены?
— Не знаю. Думаю, что…
— Я немедленно пошлю за хирургом!
Ариетта услыхала, как он кричит кому-то громовым голосом, и вскоре в палатку вошел хирург. С помощью старшины герольдов он снял с девушки латы, кольчугу, потом подкольчужник. Когда под всем этим обнаружилось зеленое платье, он сделался заметно неловок. На зеленом шелке показалась кровь… Было очевидно, что хирург, суровый мужчина с могучими руками, привычен к самым тяжким зрелищам, но, снимая платье и обнажая девичью грудь, он дрожал. Справа было сломано и вдавлено одно ребро. Хирург вытер пот со лба и остался стоять без движения.
Гербовый король резко прикрикнул на него:
— Ну, чего ждешь? Делай свое дело!
— Простите меня, монсеньор. Я ведь военный хирург и раньше пользовал одних только солдат. Я всякое видал: вывалившиеся внутренности, выколотые глаза, отрубленные конечности… но раненую женщину — никогда!
— Сейчас же возьми себя в руки, не то посажу под замок и велю судить. Осмотри рану! Это серьезно?
Хирург снова промокнул себе лоб и склонился над девушкой. Ариетта, полностью сохранившая сознание, безмолвно глядела на обоих мужчин. Хирург, наконец, выпрямился.
— Без раскаленного железа не обойтись.
— Ну так делай! Чего ждешь?
— Ничего… Ничего, монсеньор. Сейчас начну…
Хирург послал за жаровней, и полчаса спустя все было готово к операции. Гербовый король удалился. Он решил не
Оставшись с раненой наедине, хирург вытащил из пылающих углей раскаленное железо. К несчастью для себя самой, Ариетта по-прежнему была в сознании.
— Мужайтесь…
Хирург чуть было не добавил по привычке «сударь», но, взглянув на правую грудь девушки, под которой ему предстояло оперировать, в последний миг поправился:
— …сударыня.
Ариетта не закричала. Она наблюдала за действиями хирурга. Она даже не отвела свой оставшийся ясным взгляд, когда по палатке разнесся запах паленой плоти. Убирая железо, хирург спрашивал себя, какой герой, какой бог сумел внушить к себе такую любовь.
А героя тем временем рвало. Суденышко, на которое его поместили, покинуло Темзу и, подгоняемое крепким бризом, вышло в открытое море. Качка была сильная, но отнюдь не она сделалась причиной охватившей Франсуа дурноты. Страдал он скорее из-за зелья, которым угостила его Ариетта и к которому добавилась застоявшаяся рыбная вонь. В полубессознательном состоянии, еле ворочая языком, Франсуа обратился к Туссену:
— Зачем мы вернулись к Мортимеру?
— Вовсе мы не у Мортимера.
— Но как же… я ведь чувствую капитаншин запах…
Франсуа вдруг забеспокоился.
— Туссен, я ничего не вижу! Я опять ослеп!
— Ничуть не бывало! Не беспокойтесь. Просто сейчас ночь, хоть глаз выколи.
— Туссен, что со мной? Хочу спать…
— Это лучшее, что вы можете сделать.
— А турнир? Ничего о нем не помню…
— Об этом я вам завтра расскажу. Спите пока.
На следующий день Туссен действительно рассказал своему господину подробности вчерашнего приключения: об уколе, которым Ариетта его усыпила; о плане побега, который она выдумала; о том, как невозможно было противиться воле этой богини, облеченной в железо; о том, как она вместо него вышла на бой… Франсуа молчал. Он не был удивлен по-настоящему. Он уже давно почувствовал по ее голосу, что она способна на все. Действие снотворного рассеивалось медленно. Только об этом он и успел подумать в тот миг, вновь скатываясь в тяжелое забытье.
Несмотря на благоприятный ветер, плавание длилось еще несколько часов, поскольку капитан, опасаясь приставать к берегу в Кале или в Соммской бухте, то есть в английских владениях, сильно забрал к югу. К концу дня он добрался до устья Сены, где и высадил своих пассажиров.
Ближайшая рыбачья деревушка называлась Лёр. Можно было только удивляться, обнаружив столь скромное поселение у впадения такой крупной реки; но как знать, не поднимется ли на этом месте много позже большой город? [20] Пока же Франсуа с Туссеном не удалось раздобыть себе лошадей в этом захолустье, и, чтобы добраться до Руана, им пришлось пересесть на другое судно.
20
Поднимется: Гавр.