Диверсия в монастыре, aka Монастырский источник
Шрифт:
В закрытый пансионат и гостиничный комплекс в лесополосе потянулись почётные гости, которые на два дня оставили свои дела и кабинеты с гербом ради того, чтобы в воскресенье приложиться к чудотворной иконе в соборе и выпить святой воды в обители. А сегодня они собирались отдохнуть в тишине в сверхкомфортабельных номерах и погулять по аккуратным аллеям закрытого для рядовых посетителей лесопарка на берегу озера. Одни планировали в ночь с субботы на воскресенье стоять заутреню, другие решили явиться на дневную службу - но все одинаково включили в свои планы намерение приложиться к источнику и отведать монастырских куличей. Журналистам вход на закрытую турбазу был строго ограничен - кроме счастливых обладателей пропуска с аккредитацией, и то при условии соблюдения
Обычные турбазы в окрестностях города тоже быстро заполнились. Квартиросдатчики радовались прибыли, которая прокормит их потом целый месяц. Да и летом, наверное, ожидается большой наплыв туристов - Синеозерск популярен и любим.
Губернатор Иван Игнатьевич встретился с высокопоставленными гостями в Чайном тереме на турбазе, поприветствовал их и, хотя на душе у него скребли кошки, старался этого не показывать. Ему было очень неспокойно. время истекало. Теперь уже поздно что-либо отменять. Все зависит от бдительности безопасников из его службы и из "Морской.Инк". Смогут ли они вовремя выявить и остановить сообщников диверсанта в храмах города? А самый опасный, их вожак, наверное, в монастыре. Если Орлову подведет ее уникальная зрительная память, беды не миновать. В пасхальную ночь к источнику потянутся люди, желающие испить знаменитой воды и омыться ею. Из источника возьмут воду для свячения продуктов. И вирус, от которого пока нет ни вакцины, ни лекарств, пойдёт гулять по Синеозерску. По области. По всем городам и весям. А может и ещё дальше.
Песня о последнем бое, трудном самом, вертелась в голове у губернатора все время, пока он обменивался приветствиями, рукопожатиями, поддерживал беседу и раздавал указания подчинённым.
Ему уже сообщили накануне, что полиции с независимыми добровольными помощниками удалось установить личность человека, который совершил убийство на турбазе. Но уже сегодня утром мэр узнал, что преступник успел сбежать. За несколько часов до того, как в отель прибыли полиция и следователь, он уехал, сославшись на срочный вызов с работы. Значит, это был опытный преступник со звериным чутьём на опасность. Иван Игнатьевич предположил, что беглец затаился неподалёку от монастыря, но там его можно искать долго: средневековая обитель имеет множество подземелий, потайных ходов и укрытий. Есть даже такие закоулки, где и насельники отродясь не бывали. А у них нет времени на поиски. Даже суток уже не осталось. И надежда на спасение одна: засада у источника. Орлова, Морской и Гершвин. Иван Игнатьевич знал, что Гершвин до того, как заняться адвокатурой, проходил срочную службу в Чечне, на первой войне. Вернулся он оттуда с боевыми наградами. В прошлом году интернет облетел стрим, где адвокат участвует в задержании наркоторговца на болотах под Краснопехотским. "Не подведи, брат", - мысленно обратился мэр к Гершвину.
В это время Наум в своём номере уже примерял монашеское облачение, которое привезли рано утром люди Морского. В голове неотвязно вертелось то самое стихотворение Степана Щипачёва о последних пяти минутах перед войной 22 июня 1941 года...
"Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу...", - адвокат прошёлся по комнате, проверяя, не мешает ли одеяние двигаться. У источника запутаться в рясе или наступить на неё - верный приговор ему, Нике, Витьку и Бог весть скольким ещё людям.
– Нет... Я буду славить свою дорогу, когда сумею остановить этого ушлепка. Тогда, на перевале, мы смогли удержать армию противника, помня, что за нами - мирный город. И сейчас не имеем права упустить ситуацию!" - Наум сжал кулаки. Он надеялся, что будет возможность приложить по смазливой роже этого ублюдка, который оказался ещё большим д...м, чем Ольминский.
Вероника тоже училась быстро и ловко двигаться в подряснике и скуфейке послушника, затянув в корсет и корректирующие шорты все свои округлости, чтобы
Корсет и шорты оказались тесными, в них было жарко, и с непривычки они стесняли движения. Но Вероника надела их с обеда и уже не снимала, чтобы привыкнуть и научиться игнорировать дискомфорт. Зато фигура в них выглядит совершенно мальчишеской. И скуфья прекрасно сидит на коротких волосах.
Из зеркала на Веронику смотрел коренастый круглолицый паренёк лет двадцати или моложе - хмурый и раскрасневшийся. "А что, вполне убедительный послушник", - подумала Орлова и стала дальше отрабатывать все варианты захвата и выхода из него, а потом - приёмы обезоруживания противника. Когда она решила, что на сегодня тренировку можно закончить, по лицу уже градом катился пот. Вероника вытерла лоб рукавом подрясника и вышла на балкон.
Прохожие удивлённо поглядывали на курившего в бельэтаже отеля юношу в подряснике и скуфье. Патлатый парень в цветастых шортах почесал давно не мытую голову и вдруг заорал на всю улицу: "Вау, Анютик, а я те че говорил? Ничто человеческое им не чуждо, во, позырь!". Такая же лохматая девушка в джинсах, спереди состоящих из небольшого количества растрепавшихся ниток, так же громко расхохоталась, хлопая кавалера по тощей сутулой спине.
Виктор Морской недовольно выглянул из окна на эти вопли, и плотнее закрыл форточку. На кровати лежало его облачение; рядом стояли монашеские ботинки - тупоносые, тяжёлые, подбитые гвоздями, сделанные не на год-два, а лет на тридцать постоянной эксплуатации.
Морской неторопливо разделся, убрал в шкаф джинсы от "Бальмэйн" и водолазку "Фальконери" и надел простые домотканые брюки, такую же рубашку, толстые носки и ботинки. На них - рясу. Она идеально подходил по росту, и Виктор похвалил про себя Камышова. Одежда не должна сковывать движений, быть тесной или наоборот - болтаться и путаться в ногах при погоне или драке.
Виктор распустил волосы. Они легли мягкой волной, прикрыв уши. Скуфья завершила преображение. Сегодня и завтра Морской решил не бриться, чтобы выглядеть более убедительно в новом образе. В зеркале отразился худощавый монах с темно-русыми волосами до плеч. Вот только суровое властное выражение лица было совсем не монашеским. Виктор ещё какое-то время репетировал перед зеркалом, чтобы придать своим чертам благочестивое, смиренное выражение, а взгляду - молитвенную отрешённость от мирской суеты. Сложил руки, воздел глаза к потолку. Вполне убедительно. Вот только со взглядом ничего не поделаешь, сразу выдаёт человека, привыкшего руководить и повелевать. Ника права - в монастыре надо опускать голову или загораживать лицо молитвенно сложенными руками. А так - то, что надо! "Во мне пропадает великий артист", - подумал Морской, прохаживаясь перед зеркалом.
На столике заорал телефон.
Виктор схватил трубку.
– Да?
– "ролевым" мягким голосом спросил он. Потом спохватился и продолжал уже со своими привычными интонациями:
– Морской слушает!
Появившаяся в дверях его комнаты Вероника хихикнула. Только что семенящий туда-сюда перед зеркалом молодой монашек с благочестиво сложенными для молитвы руками снова сверкал глазами и рубил фразы повелительным тоном.
– Ребята уже на постах, - сообщил Морской, переговорив с Камышовым.
– Люди Ивана Игнатьевича - тоже. А ты над чем смеёшься?
– Несоответствие образа и поведения, Витя.
– Уж кто бы говорил!
– развеселился Морской.
– Это кому только что с улицы орали "ничто человеческое не чуждо"? Ты хоть завтра вечером не кури, а то послушник, пахнущий табаком, спалится быстрее, чем успеет понять, в чем же он так оплошал.
– Вот интересно тогда, откуда там ковёр из окурков под оградой, - задумчиво сказала Вероника.
– Может, туристы или водители автобусов набросали.
– Может быть, - не стала спорить Орлова.
– Ты уже готов?