Дивизия особого назначения. Освободительный поход
Шрифт:
– Товарищ комдив, разрешите доложить?
– Ну, докладывай, дорогой товарищ.
А в ответ ему (мне) тишина, молчит Смирницкий, зато Тодорович набирается храбрости и говорит:
– Товарищ комдив, товарищ воентехник контужен, он плохо слышит, зато я могу доложить, разрешите?
– Давай, младший сержант, докладывай.
– Как и было оговорено, нашей группой, в составе двух отделений из ДОН-16 и двух отделений из красноармейцев, проходивших службу в Брестской крепости (сборная группа, добровольцы), мы совершали отвлекающий маневр. На вооружении имеется три немецких пулемета, один станковый и один дегтяревский, у остальных наши и немецкие винтовки и карабины. Транспорт группы – это два
Третьего июля, вечером, нами с боем взят и взорван небольшой мост, у нас потерь нет, у противника убито шесть человек, остальные разбежались. Нам повезло, мы нарвались на мост и его охрану, а те оказались не готовы, вот и поплатились, взяли трофеев: немецкий пулемет, автомат немецкий и много патронов с гранатами, наши винтовки сменили на карабины. Просто они легче «Мосинки», да и патронов к ним много, а винтовки там же и зарыли, промаслив и завернув в форму убитых фашистов. Четвертого июля, после разведки, мы напали на село Липцевичи, то есть не на само село, а на гарнизон этого села, а именно отделение тыловиков, и полтора десятка предателей-полицейских, никто из них не выжил, у нас потери – красноармеец Гребенщиков. Гребенщиков похоронен у села, на могиле обозначений нет – как бы немцы не поглумились, зато сознательные граждане села запомнили, и как только наши вернутся, то могилка нашего товарища будет иметь надписи и звезду.
Пятого мы отдыхали, то есть днем отдыхали, а ночью совершили переход в 60–70 километров. Шестого напали на деревню Устимовичи, там побито двадцать три немецких гада.
– Стой, Тодорович, ты чешешь прям как ТАСС, а нельзя поподробней?
– Можно, товарищ капитан. Итак, шестого мы оказались у деревни Устимовичи, и разведка доложила, что у мостика через ручей стоят два немецких мотоцикла, а четверо фашистов жарят куриц на костре. Я отправил парней в обход, чтобы переправились через ручей, вброд, метрах в двухстах ниже по течению. Но скоро они прибежали, красноармейцы Соковник и Енгалычев. Докладывают, что встретили ребятишек рыболовов, и, по рассказу малышни, выяснилось, что в селе до взвода немцев. Один вездеход, один грузовик и два мотоцикла, ну и эти два. Немцы в селе проводят какое-то собрание, согнали всех жителей, а ребятишки утекли через огороды. Видите ли, рыбная ловля интересней, чем немецкая болтовня.
– Вот, Тодорович, так и продолжай, молодец, хорошо рассказываешь.
– Спасибо, товарищ комдив. Так вот, те пацаны сами вызвались нам помогать, видимо, немчура даже детей допекла. У моста я оставил четырех бойцов под командой красноармейца Мордвинова, он боец справный, третий год служит. Мальчишки стали показывать дорогу, и мы огородами и дворами пробрались к центру деревни. Там толстый немец в штатском держал речь, переводил какой-то иуда. Можно было немчуру прямо там пострелять, но можно задеть селян, потому я решил поступить иначе. Думаю, если на мосту возникнет стрельба, немцы снимутся и покатят туда, а мы их и возьмем, как курей, на въезде в деревню. Послал наших помощников, чтобы передали Мордвинову укорот дать немцам на мосту, да и потом еще немного пострелять из немецких же пулеметов. А сами переместились, опять же огородами, к крайним домам, расположили пулеметные точки в зарослях малины и картофельном поле. Двоих бойцов (Силаева и Вострюченко) оставил у центра деревни, ну мало ли чего.
Тут Мордвинов начал свой концерт, первыми же выстрелами убили сидящих в люльках пулеметчиков, потом «повара», что жарил куриц на вертеле, и затем четвертого, тот, оказывается, за дровами ходил, не донес. Потом постреляли из немецких
Фашисты, что проводили собрание, услышав стрельбу, заволновались и, быстро погрузившись на свои машины, рванули в путь, впереди летели два мотоцикла, а грузовик с вездеходом чуть поодаль. Конечно же, первым делом всеми своими стволами мы начали обрабатывать грузовик, особенно постарался Давлетшин из своего «максима», Курамбиев с Ломакиным закидали гранатами мотоциклы, еще Широков из своего МГ добавил, короче, у нас потери: только раненый Курамбиев, ему обе щеки прострелили. Повезло парню, кричал он в этот момент, потому пуля пробила обе щеки, но не затронула ни зубы, ни язык.
В вездеходе выжил тот штатский: оказывается, он из какого-то гебит-шмебиткомиссариата, приказывал селянам не трогать колхозное имущество и не выходить из колхозов. Видите ли, немцам так удобней грабить белорусов. Потом мы провели маскировку и ушли на юго-восток.
– Тодорович, какую маскировку?
– Товарищ капитан, ведь немцы потом всех селян побьют, когда узнают, что и где произошло.
– Ну да, и что вы сделали?
– При помощи селян перетащили машины к мосту, улицы подмели, подобрали все трупы и гильзы и снова раскидали, теперь вокруг моста. Потом установили побитый грузовик на мост и подожгли его выстрелами в бак и гранатами, также подожгли мотоциклы и вездеход. Как будто подожжены в бою.
– А ты уверен, товарищ сержант, что в селе нет предателей и никто не расскажет немцам, что произошло на самом деле?
– Нет, товарищ комдив, не смогут, мы и тут постарались. Поговорил я со стариками села, и они указали на три семьи, которые рады приходу немцев. Я взял в заложники глав семей, и они с нами с тех пор, надо же кому-то тяжести таскать. Да и семья молчать будет, не то пообещал расхлопать ихних мужиков, да вон они, под березой стоят.
Смотрю, под березой стоят трое, двое классические кулаки, с картузами, с блестящими сапогами и пузами, а третий высокий, худой, чернолицый очкарик.
– А что охраны вокруг нет, Тодорович, вдруг сбегут?
– Куда им бежать? Им пришлось пострелять немцев, все завязаны они на Советскую власть, потому как и в боях побывали, и ведем мы меж них разъяснительную работу. Короче, теперь они наши, придут если к немцам, мы им покажем фотографии с этого фотоаппарата.
Тодорович поднимает высоко фотоаппарат, повышая при этом еще и голос, понятно, психолог белорусский. Надо ж парню подыграть.
– Товарищ Тодорович, отдайте пленки товарищу Назаряну, и он до вечера проявит и распечатает фото, – тем же нарочито громким голосом говорю я.
– И значит, седьмого июля мы пошли на юго-восток, парнишки из Устимовичей провели нас тропой лесозаготовителей, и под вечер мы были уже вдали от места боя. В тот же вечер я послал разведку.
– Хватит, Тодорович, а то до вечера, чувствую, говорить можешь.
Тот смеется.
– Молодец сержант, и вообще все молодцы, продолжение расскажешь вечером, на совете командиров, а вообще, напиши отчет, и можно в телеграфном виде, то есть коротко. Трофеев много набрали?
– Порядочно, товарищ комдив, сейчас сдадим все товарищу начтылу.
– Все сдадите или только то, что к рукам не прилипло?
– Не без этого, товарищ капитан, – усмехается Тодорович. Бедный Смирницкий все стоит, пытаясь понять, о чем мы говорим.
– Молодец Тодорович, благодарю за службу!
– Служу Советскому Союзу!
Ушел геройский сержант трофеи сдавать, Смирницкого отправили отдыхать. Короче, есть один талант, этого Тодоровича хоть сейчас на взвод ставь, стоящий парень. И взвод у него обстрелянный, обученный и привыкший побеждать. Решено, теперь это спецвзвод номер один, и его командир, пока младший сержант, Тодорович.