Дивные пещеры
Шрифт:
— Все правильно, — сказал Евгений Семенович. Ему уже надоел визит, и главный инженер украдкой поглядывал на часы. — Только это все теория, а на практике получается…
— Так надо делать теорию практикой.
«Вот ты и наделал себе инфаркт и паралич, старый дурак», — подумал Громов, а вслух сказал:
— Так я пойду, Иван Иванович… Поезд скоро. Рад, что у вас все хорошо…
— Ну иди, только смотри, как бы хуже не было…
— Не будет хуже, — вслух сказал Евгений Семенович («Тьфу, тьфу», — про
— Если что — к нам…
«Скорее под поезд», — мысленно ответил Евгений Семенович. Они поцеловались. Потом Смыслову стало плохо с сердцем, прибежала сестрами Громов торопливо ушел.
«Да, Смыслов — мечтатель, романтик. Такие тянут воз, пока не упадут. Ничего не видят, не понимают в жизни. Умрет старик через пару месяцев», — думал Громов, поглядывая в сторону юга.
— Идет! — заорал кто-то.
Послышался свист, потом стук колес подходящего состава. Духовой оркестр грянул было сгоряча похоронный марш, но потом спохватился и торопливо преобразовал марш в быстрый фокстрот.
Похоронный марш словно ударил Громова. Он повернулся, схватил свой чемодан — все барахло он бросил на квартире, взяв лишь самое необходимое, — и побежал к вагону с номером четырнадцать. Евгений Семенович понимал, что поступает нетактично, невежливо, даже странно, но ничего с собой не мог поделать. Ноги сами несли его — скорее, скорее отсюда!
Толпа побежала за ним. Оркестр сбился с ритма, заиграл растерянно вальс, потом снова фокстрот, сам собой вылез похоронный марш. Дирижер-старичок безнадежно махнул рукой и предоставил своим подопечным играть что хотят.
Пассажиры прибывшего поезда с удивлением высовывались из окон, волновались…
— Что здесь происходит?
— Кого-то хоронят.
— Тело будут грузить? Разве можно мертвое тело грузить в пассажирский поезд?
Громов единым духом вскочил в вагон. Кто-то подал ему чемодан, охапку цветов. Поезд тут же дернулся. Перрон поплыл. Оркестр наконец сориентировался и грянул быстрый фокстрот. Толпа закричала, побежала по перрону.
И вдруг вперед вырвалась Леночка. С побелевшим лицом, сцепив зубы, она бежала рядом с вагоном. Поезд набирал скорость, а она все бежала и бежала, не отрывая глаз от лица Громова.
Потом все-таки отстала. Замелькали знакомые домики, гордо проплыла телебашня. Громов с удовольствием смотрел в окно. Ему нравилось, что наконец-то все это уплывает, проваливается в тартарары.
Кто-то дотронулся до плеча Евгения Семеновича. Он резко обернулся. Это был член комиссии сморчок-очкарик Володя.
— Разве вы еще не уехали? — удивился Громов.
— Как видите. Сидел в гостинице, читал.
— Что же вас задержало? Наверно, влюбились
— Представьте себе, не влюбился, несмотря на все ваши усилия… Читал документы. Очень любопытны документы вашего завода.
— Что это значит?
— То и значит. Поговорим в Москве.
Что-то неприятное поползло по позвоночнику Евгения Семеновича, поцарапало душу, будто всхлип похоронного марша.
Громов прошел в свое купе, волоча цветы и чемодан. Сосед по купе, высокий пожилой человек профессорского вида, с любопытными глазами шестилетнего ребенка, вместо приветствия сказал:
— Это вас так чествовали? Здорово. Даже оркестр. Прямо позавидуешь. И цветы. Мне в жизни ни разу не похлопали. А я построил самую высокую в мире водокачку.
— Вот как? Это было трудно?
— Не скажу, чтобы очень, но я к этому шел всю жизнь.
— К водокачке?
— Ну да.
— Чрезвычайно интересно. А зачем?
— Хотелось.
— Очень любопытно. Сейчас вы мне будете рассказывать. И я вам поаплодирую. А для начала по маленькой на сон грядущий. Не возражаете?
— Нисколько.
Евгений Семенович открыл чемодан, вынул коньяк, пакет с домашними деликатесами, которые приготовила ему в дорогу Леночка, сходил за стаканами. Цветы он закинул на верхнюю полку.
— Вы, наверно, артист? — спросил сосед по купе.
— В некотором роде все мы артисты.
— Но не всех так провожают: играют фокстрот и бросают цветы!
— Вы правы. Однако и тем, кому играют, надо торопиться вовремя унести ноги, — вырвалось у Громова. — Однако выпьем за вашу водокачку.
— За водокачку не надо, — попросил профессорского вида мужчина. — А то я заведусь на всю ночь.
— Вам она так дорога?
— Смысл всей жизни.
— Вот как, — удивился Громов, разливая по стаканам коньяк. — Тогда за водокачку в фигуральном смысле.
— Как это понимать?
— У каждого своя водокачка.
— За это можно.
Они выпили и закусили. За окном бежали темные деревья. Поезд прогрохотал по мосту. Выплыла большая белая гора и стала поворачиваться боком, словно давая полюбоваться собой. Громов и строитель самой высокой водокачки в мире молча наблюдали за ней.
— Красивая гора, — сказал строитель.
— Да… Здесь начинаются Дивные пещеры, — сказал Евгений Семенович задумчиво.
— Что за пещеры? — заинтересовался строитель.
— Идут на тысячи километров. До самого моря.
— А почему Дивные?
— Удивительные.
— М-да, — сказал попутчик Громова. — Не хотел бы я в них очутиться. А ведь, может, кто-нибудь там есть и сейчас… Бр-р… Холод… мрак… и неизвестно, где выход. У них есть выходы?
— Конечно, есть. И много.
— Но главное — не знаешь где?