Дивные пещеры
Шрифт:
Здравствуйте, — сказал Костя вежливо и хотел проскользнуть в дверь, когда самый толстый из толстяков, но с длинной, почти гусиной шеей сказал:
— Стой!
Костя покорно остановился, так как не знал за собой никакого греха.
— Ты что здесь делал? – спросил Гусиная шея.
— Умывался, – ответил Минаков со спокойной совестью, так как действительно умывался.
— Ага, – сказал толстяк с торжеством и посмотрел на комиссию. «Попался. А я что вам говорил?» –
— Почему же ты, голубчик, так поздно умываешься? – вкрадчиво спросил толстяк.
— Да. Почему? – грозно повторил вопрос кто-то из:зглубины комиссии.
— Я поздно встал, потому и поздно умылся, – объяснил Костя.
— А почему же ты, голубчик, поздно встал? — продолжал допрос Гусиная шея.
— Потому что поздно лег.
— А почему поздно лег? — в голосе Гусиной шеи послышалось раздражение. Видно, ему не понравилось, что Минаков на каждый вопрос придумывал ответ. Наверное, Косте полагалось не отвечать, а стоять с поник шей головой. Но Минаков не любил стоять с поникшей головой.
— Я поздно лег потому, что читал.
— Что же ты читал, голубчик?
У Кости был сильный соблазн ответить «Основы пищевой промышленности», но он сказал честно.
— «Королеву Марго».
— «Королеву Марго»?
— Ну да. «Королеву Марго». Дюма-отца.
— Дюма-отца?
— Его.
Толстяк молчал, разглядывая Костю. Видно, тот не нравился ему все больше и больше.
— А может, ты, голубчик, не читал «Королеву Марго», а пил?
Комиссия оживилась. Кто-то даже хихикнул.
— Нет, я не пил. Я читал «Королеву Марго».
— Почему же ты не пил? — спросил толстяк невинно.
— Я вообще почти не пью, — сказал Минаков и, не зная зачем, добавил: — Из принципиальных соображений.
— Из принципиальных соображений?
— Да.
— Какие же это соображения?
Комиссия придвинулась к Минакову. Разговор становился все серьезнее.
— Алкоголь разрушает печень.
— Кто тебе сказал?
— Так это же в «Анатомии» написано.
Минаков понимал, что ему давно надо было замолчать, но он не мог остановиться.
— И поэтому ты не пьешь?
— Да.
— Совсем?
— Очень мало.
— Очень мало?
— Совсем мало.
Разговор зашел в тупик. Говорить вроде бы было не о чем, но они не уходили. Костя их понимал. Они долго собирались провести в общежитии неожиданную проверку, договаривались, созванивались, наконец приехали, а в общежитии никого нет — все уже успели удрать на море. Никаких ЧП, никаких нарушений. Что писать в отчете? И вдруг из умывальника вылазит заспанный, явно подозрительный тип. Про него вполне можно написать абзац в отчете: «Пьянствовал всю ночь, допоздна проспал, нарушал режим. В довершение всего нагло себя
— Значит, совсем-совсем мало?
— Да.
— А если мы сейчас тебя на экспертизу?
— Экспертиза покажет кровь стерильной чистоты, может быть, только с примесями чеснока. Вчера я ел чеснок, — сам не зная для чего, сострил Костя.
Это им совсем не понравилось. Но ведь за остроты не наказывают.
— Ладно, иди, — буркнул Гусиная шея.
— На экспертизу? — не понял Минаков.
Комиссия хмуро отвернулась от Минакова. Костя уже думал, что пронесло, но им все-таки, видно, очень не хотелось расставаться со строптивым абитуриентом. Они все еще тянули время, прикидывая, к чему бы придраться.
И вдруг они нашли.
— Кран! Он не завернул кран! — раздался возглас.
— Где? — спросил Гусиная шея радостным голосом.
— Вон!
В дальнем конце умывальника действительно из плохо закрытого крана бежала вода.
— Ты почему не выключил воду? — в голосе Гусиной шеи слышалось плохо скрытое торжество.
— Свой я завернул. Это не мой кран, — ответил Костя спокойно, хотя понимал, что уже все для него кончено.
— А чей же это кран? — спросил Гусиная шея.
Это, конечно, дурацкий вопрос, но теперь было все равно, кто что говорит, и Костя пожал плечами.
— Не знаю.
— Это твой кран!
— Нет, не мой.
— Твой!
— Не мой.
Собеседники помолчали. Гусиная шея тяжело дышал. Затылок его постепенно наливался кровью.
— Твой!
— Не мой.
— Твой!
— Свой я завернул.
Опять помолчали.
— Можно снять отпечатки пальцев, — сказал Минаков.
Это комиссию немного смутило.
— Ну хорошо, — переменил тон Гусиная шея. — Допустим, что это не твой кран, Но почему ты, уходя, не завернул его?
— Не видел.
— Не видел?
— Не видел.
— Так уж и не видел?
— Так уж и не видел?
— Совсем не видел?
— Совсем не видел.
— Ты глухонемой?
— Нет. Не глухонемой.
— Не глухонемой?
— Нет. Как же я бы с вами тогда разговаривал?
Разговор опять иссяк. Все тяжело дышали. Наконец Гусиная шея что-то сообразил.
— Почему ты, уходя, не проверил все краны?
— Зачем мне их проверять? — удивился Костя.
— Как будущий инженер.
— Как будущий инженер?
— Ну да. Что за инженер из тебя получится, если ты халатно относишься к технике?
Теперь и дурак сообразил бы, что Гусиная шея все-таки поставил Косте ловушку.
— Но ведь я… — начал Минаков и понял, что продолжать бесполезно.
— Может ли халатный человек, не ценящий народное достояние, безразличный ко всему, что вокруг него делается, стать хорошим инженером? — спросил Гусиная шея, ни к кому в частности не обращаясь, риторически.
— Нет, — хором ответила комиссия.