Дивные пещеры
Шрифт:
Когда добрались до входа в Пещеры, Леночка совсем выбилась из сил. Гость же чувствовал себя превосходно. Он шутил, смеялся и хотел немедленно лезть в Пещеры, но Евгений Семенович остановил его.
— Слушайте меня все, — сказал главный инженер. — Здесь легко потеряться, поэтому держаться всем вместе. Если к го отстанет — не паниковать, не метаться, а оставаться на месте и подавать сигналы голосом. Вот вам всем по свече и спички. Зажигать по моей команде. Начальником экспедиции я назначаю себя. Вопросы есть?
— Зря он так, — сказал вполголоса Леонид Георгиевич своей соседке. — Я с детства не люблю всяких команд. Теперь меня
— Итак, вперед! — скомандовал Громов.
С этими словами главный инженер включил фонарик и, светя себе под ноги, подошел ко входу в Пещеры. Шкаф и Леночка двинулись следом за ним, держа в руках по свече и спичечному коробку. «Бледнолицый охотник» замыкал шествие.
Через довольно широкий проход они проникли в первую пещеру. Главный инженер тут же осветил ее фонариком. Это была высокая пещера с белыми стенами, закопченная факелами, испещренная различными надписями. Кверху пещера постепенно суживалась и образовывала купол. Сбоку виднелась большая ниша, в которой что-то лежало. Леночка подошла и посмотрела. Там оказался большой букет засохших полевых цветов.
— Когда-то здесь шла тайная служба христиан, — сказал Громов. — Если кто хочет венчаться — пожалуйста.
Желающих не нашлось.
— Прошу зажечь свечи.
Все стали чиркать спичками. Наконец три робких огонька замелькали на фоне прокопченных стен, наклоняясь в разные стороны. Главный инженер не стал зажигать свечи — как первопроходцу ему нужен был мощный фонарь.
— Готовы? Двинулись…
Сбоку, Леночка его совсем не заметила, было небольшое отверстие. Громов, согнувшись, вошел в него. Все поспешили вслед за ним. Леночка очутилась в узком, прорубленном в известняке ходе. Она пошла по нему, спотыкаясь о камни. Впереди силуэтом маячила спина Шкафа, сзади набегала тень Леонида Георгиевича. Было жутковато, и пахло пылью веков…
…Резкий звонок пробудил Леночку от воспоминаний. Она поспешно взяла трубку стоявшего рядом телефона.
— Бухгалтерия…
— Мне Элеонору Дмитриевну. — Голос был мужской, незнакомый.
— Я вас слушаю…
На том конце помолчали.
— Заберите… пиастры…
— Что? — рука у Леночки задрожала.
— Я согласен. Можете забрать мои пиастры.
— Не понимаю… Кто вы? — пролепетала Леночка.
Голос вроде бы отдалился
— Я Старик. Помните вчера ночью? — теперь голое звучал глухо, невнятно — Вы меня видели.
— Кто это? Бросьте хулиганить. Не знаю никакого Старика!
Леночка бросила трубку. Сердце ее сильно билось.
— Кто звонил? — спросил Шкаф.
— Не знаю. Хулиганит кто-то…
Кассирша пододвинула к себе ведомость, но тут звонок раздался снова.
— Бухгалтерия… — взяла трубку Леночка.
— Слушайте… Вы никому не говорили, что видели меня вчера? — Глухой голос теперь шел словно из-под земли.
— Нет… — против своей волн шепотом ответила Леночка.
— Хорошо. Пиастры вы получите при условии, что никому не скажете про меня. В противном случае… Не вздумайте болтать. Я этого не люблю. И еще одно. Пиастры не приносит счастья. На них кровь. Но это не столь важно.
Раздались частые гудки.
— Опять? — спросил Шкаф.
— Да… Ребятишки, наверное…
Леночка испугалась. Она смотрела в ведомость и не видела ничего. Кто это звонил? Кто мог знать про вчерашнее? Только трое: Шкаф, Громов и приезжий.
Шкаф сидел напротив. Приезжий
— Я отнесу зарплату Евгению Семеновичу, — сказала Леночка в спину Шкафа. — Он просил.
Шкаф ничего не ответил. Леночка заглянула в ведомость, открыла сейф, отсчитала деньги… Все это она делала машинально. «Кто звонил?» Одна эта мысль билась у нее в голове. И еще было предчувствие надвигающейся опасности.
Молодая женщина положила деньги в конверт, закрыла сейф и, захватив с собой ведомость, побежала по коридору к кабинету главного инженера так, словно за ней гнался Старик со всеми своими кровавыми пиастрами.
5. ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ЕВГЕНИЙ СЕМЕНОВИЧ ГРОМОВ
У Евгения Семеновича выдалась минута затишья. Иногда бывает такое. Среди суматошного дня вдруг безо всякой причины перестают звонить телефоны, не заглядывают в кабинет служащие, а бумаги на столе оказываются все несрочные. Время словно застывает. Становится слышно, как жужжат в кабинете мухи, дрожит от ударов пресса в кузнечном цехе вода в графине, и даже слышно, как идут всегда бесшумные, огромные, в деревянном сучковатом футляре местного производства часы в углу. Такие минуты Громов называл «глаз тайфуна». Во время «глаза тайфуна» ничего не хотелось делать, руки бессильно ложились на стол, тело становилось вялым, глаза слипались, хотелось лечь на диван, накрыться газетой и немного вздремнуть.
В эти минуты обычно лезли нехорошие паникерские мысли о том, что жизнь не удалась, нет ни семьи, ни детей, что уже несколько лет на работе сплошные неудачи и что он, Громов, неудержимо катится по служебной лестнице вниз… Вот и сейчас чутье подсказывает ему, что надо бежать из Петровска. Этот приезд Токарева… А как хорошо начиналось!
Сейчас был как раз такой «глаз тайфуна». Евгений Семенович сидел за большим столом из светлого дуба и, обхватив голову руками, думал о себе.
В последнее время он допустил ряд стратегических ошибок. Слишком понадеялся на свое обаяние, связи в министерстве, на удачу… Он позволил себе расслабиться, отдохнуть, пожить в свое удовольствие в тот самый момент, когда до цели всей жизни — поста заместителя начальника главка — оставалось совсем немного — надо было лишь обойти одного человека…
А ведь Громов твердо знал, на чем горят люди. Люди горят на трех «китах»: на водке, женщинах и растратах.
Много лет аскетической жизни: ни лишнего грамма спиртного, осторожность в связях с женщинами, абсолютная честность в денежных делах создали Громову прекрасную репутацию. Он двигался по служебной лестнице медленно, но неотвратимо, как идет по дороге асфальтовый каток. В минуты удачи Евгений Семенович даже придумал себе герб и девиз: на бледно-золотистом фоне серый асфальтовый каток, а вверху надпись: «Медленно, но верно».
Громов самокритично относился к себе: у него не было ни административного, ни инженерного талантов. Только железная воля, терпение, усидчивость. И ум. Да. И ум. В оценке собственного ума трудно быть объективным, каждый доволен тем количеством серого вещества, какое отпустила ему природа, но Евгений Семенович знал силу и слабость своего мозга.
Сила: способность холодного анализа, наличие точного расчета, отсутствие сентиментальности, нерешительности, слабости в критические моменты, когда надо бросить на весы судьбы чью-нибудь жизнь.