Длань Одиночества
Шрифт:
Человек вздохнул.
— Могу, могу. Это ж тебе не в людей копьями тыкать.
Все замахал руками.
— Нет. Нет. Больше Не Так.
Оружие было отложено на траву. Создатель присел рядом с Аркасом. Некоторое время он молчал, шумно вздыхая. А потом собрал некоторое количество внутренних сил, и создал чайную чашку из обожженной глины. Она появилась из ничего с характерным «хлоп» и Никас услыхал, к тому же, тоненькие раскаты грома.
— Хорошо, — сказал Все, оглядев чашку со всех сторон.
Краем глаза Никас наблюдал за ним. Кряхтя и порыкивая, Создатель вызвал из небытия еще
— Нормально.
Следом, в хороводе крохотных молний и волнении реальности, был создан округлый чайник с тремя носиками, смотрящими в разные стороны. Из одного струился горячий пар. Из второго — тихонько свистел ледяной сквозняк. А третий плотно заткнут пробкой.
Все поманил Аркаса.
— Выпей со Мной.
Человек сел и скрестил ноги.
— Что это?
Чайник в руках Все, такой же примитивный на вид, как и хозяин, с застывшими неровностями и ямками, казался опасным. Но почему?
— Сосуд Это в Котором Живет Моя Сила. Есть Тут Греющая Жизнь и Ледяная Смерть. А Есть То, Что Я Утратил Попав Сюда.
Никас вопросительно глядел на образ.
— Всезнание.
Затем Все налил в чашку без ручки сначала из горячего носика, а потом из холодного. Жидкости, похожие, скорее, на эфир, смешались в чашке прозрачные и неосязаемые. Все откупорил третий носик. За пробкой потянулась красная нить какой-то слизи. Образ наклонил чайник, и долго держал его, пока из носика не показалась одна-единственная капля. Она сопротивлялась притяжению, но Все был терпелив. Водоворот противоборствующих сил в чашке окрасился в черный. Потом в белый. Все это трансмутировало в радужную горошину, которая быстро-быстро каталась по внутренним стенкам чаши.
— Как же я буду это пить? — осведомился Никас.
— Быстро! — рявкнул Все, и сунул чашу под нос Никасу. — Раскрой рот пошире!
От неожиданности Никас разжал челюсти, но недостаточно широко. Бусина вылетела наружу, словно разогнанный протон, и выбила человеку два передних зуба. По дальнейшим ощущениям, она так же пробила небо, разорвала правое полушарие мозга и расколола череп на выходе. Никас упал на траву, выплевывая кровь.
Всезнание.
Всезнание?
Многомирье обступило его, глядя в глаза не моргающими звездами. Оно было живым, но эта жизнь была рассеяна как песок из разбитых колб. Каждая звезда в молчании тянулась к другой. Тосковала и ждала воссоединения. Миры оплакивали свою разобщенность. Между ними гигантские пространства холода и тьмы скрадывали ищущие взгляды. Незримые нити, некогда прочные, теперь истончились и опасно трепетали, разрываясь, одна за другой.
Никас чувствовал, как мозговая жидкость течет по острым осколкам затылка. Все это когда-то было целым, — понял он. А теперь это большое пламя искрами разлетелось на расстояния недоступные счету. Но каждая искорка помнит, как свет большого очага разгонял тьму. Никасу казалось, что ему хотят что-то сказать. Из разноцветных туманностей доносилось тяжелое дыхание.
В разнообразии, индивидуальности и самостоятельности присутствовал какой-то фатальный изъян. Это ли поняла Максиме?
Никас пытался зацепиться за это понимание, разложить его детально, выцарапать ядрышко сути, но Многомирье уже
— Нет, — прошептал Никас. — Постой. Чего ты на самом деле хочешь?
— Единения.
Дальше — тишина.
Никас языком проверил передние зубы. Они были на месте. Череп, конечно, тоже был цел. Трава нежно щекотала спину. Пахло дымом. Котожрица и Все сидели спиной к спине и курили длинные самокрутки из листьев. Дым, который они выдыхали, собирался в плотные облачка и вспыхивал зелеными огоньками.
— Я Смысл Жизни Дал? Дал. Поклоняйтесь. Восславляйте. Это Самое. Соблюдайте Законы. Нет, Давай-ка Мы Мир Познавать Будем. Я Вас Создал Неспособными Познать Его. Мир Слишком Сложен. У Вас Мозг с Капустку Размером. Вы ж Себя Истязаете.
— А как ты хотел, — ответила Котожрица, слегка растягивая гласные. — Дети растут и непослушаются. В этом их очарование. И вообще, в мире абсурда, смысл жизни, это такая утилитарная вещь. Сегодня нужен, завтра — нет. Зависит от конкретного положения в пространстве. Человек, крепко стоящий на ногах, — Котожрица затянулась, так что уши у нее загнулись назад, — кхм… начинает еще и руками за все хвататься. Переворачивать, смотреть, щупать. Зачем ему смысл жизни, если она сама по себе интересна? А вот когда он слаб и неуверен, тогда и начинаются все эти поиски черного кота в темной комнате. Переоткрывания вселенной. И такое. В итоге мы получаем — что?
— Что Такое? — выдохнул Все.
— Что смысл жизни, это костыль, который нужен слабым духом. Сильный человек просто делает то, что у него хорошо получается и учится тому, что пока не освоил. Так он находит себя. Вот настоящее счастье.
— Так Что Это? — вымолвил Все, поглаживая похотливо фыркающего ежика по мягким иголкам. — Я Должен Радоваться, Что Они Ушли От меня?
— Конечно! — воскликнула Котожрица. — Ты просто подумай… кхм… Ты просто подумай, что было бы, если б они все время жили с тобой. Детей рано или поздно надо выгонять на свежий воздух. Иначе на шею сядут.
Все оцепенело смотрел на дикую свинью с потрясающими локонами золотистой щетины. Свинья лежала под деревом телесного цвета, которое нежно массировало ветвями шесть рядов набухших сосцов.
Эта свинья. Он вспомнил про Сад и ощутил тоску по дому.
— Я Признаюсь Тебе. Ты Хорошая. Нравишься мне.
— Ты мне тоже, — Котожрица рассмеялась. — И припасы у тебя интересные.
— Нет. Послушай. Ты Хорошая. Я Хочу Признаться Тебе. Только Молчи. Всегда. Вечно Молчи.
— Мне уйти? — вежливо спросил Никас, которому надоело подслушивать.
Курильщики одновременно, и особенно плавно, повернули к нему расслабленные лица.
— Нет. Будь.
— Сейчас что-то будет, Никас.
Все затянулся дольше обычного. Потом он встал и принялся разгонять скопившиеся тучки, которые улетали, испуганно разражаясь молниями.
— Они Знать Не Будут, — объяснил он, сверкая глазами.
Котожрица покатывалась со смеху.
— Я Испугался! — шепотом воскликнул Все. — Что Когда-нибудь Вы, Люди, Станете Подобны Мне. Силу Скопите, Которая Затмит Мою. Поэтому Я Создал Змея, Чтоб Он мешал Вам Возвысится! Только Тихо!