Длинная тень греха
Шрифт:
Она, между тем, пробравшись в это странное место с такими удивительными мерами предосторожности, достала из своей сумочки мобильный телефон и набрала номер. Ответили ей почти сразу, потому что губы ее вытянулись в тревожной улыбке, и она незнакомым, срывающимся на подобострастие голосом произнесла:
— Привет, дорогой, это я!
Дорогой?! Еще один?! И что, тоже малыш?!
Хабарову впервые с момента начала слежки захотелось расхохотаться в полный голос.
Нет, определенно его жена сошла с ума в погоне за красивой, богатой жизнью. Одного, значит,
Хабаров тут же загнал поглубже свои позывы к истерическому хохоту и прислушался.
— Нет, нет, все в порядке, что ты! — воскликнула через минуту Марина, заполненную, видимо, гневом ее собеседника, потому что Хабаровская жена менялась в лице прямо на глазах. — Просто я делала все так, как ты просил! Чтобы никто ни-ни… Да! Да! Ну вот видишь! Да, конечно! Ну, как ты мог подумать?! Конечно, люблю!!! Люблю только тебя!!!
В этом самом месте Хабарову вдруг расхотелось прятаться. И, почувствовав острый приступ неумолимого зуда возмездия, он полез, громыхая железом, наружу.
— Ой! — пискнула в этом месте Маринка и тут же поспешно прикрыла трубку ладошкой. — Что это?!
— Не что, а кто, детка! — проворчал Хабаров, зацепившись карманом за ржавую железяку. — Это твой рогоносец-муж. Хотел дождаться кого-нибудь третьего, да терпение лопнуло. Закругляйся с разговором, дело есть.
Его жена сделалась белее снега, в котором утопала сейчас почти по колено. Надо же, не испугалась промочить свои остроносые сапожки на тонком каблучке. И замерзнуть ведь не испугалась: юбка короткая до неприличия, колготочки тоненькие, еще не факт, что это не чулки.
Минуту ошарашенно наблюдая за Владом, она снова поднесла с опасением мобильник к уху, и через мгновение произнесла с явным раздражением:
— Ничего страшного, любимый, — на этом слове она сделала умышленное ударение. — Это всего лишь Хабаров. Ну да, да, муж, а кто же еще!.. А я знаю?! Это ты у него спроси, как он тут оказался?! Хорошо! Непременно! Ага… Так… Сделаю! Пока, жду…
Она с явным облегчением закончила разговор. Спрятала мобильный обратно в сумочку и только тогда обратила на Хабарова весь свой нерастраченный гнев.
Боже! Чего он только в те минуты от нее не услышал! И оскорбляла, и унижала, и угрожала.
А Хабаров слушал и недоумевал.
Ведь ни стыда, ни совести нет у бабы! Казалось бы, уместнее извиниться, а она в ор!
Нервы сдали, когда она обозвала его дрянью. И не просто дрянью, а ничтожной дрянью, о которую ей даже ноги гадко вытереть. Или что-то типа того.
Не она, стало быть, дрянь? Не она, что, выбравшись из супружеской постели, спешит на встречу с любовником и, отослав его до времени, тут же звонит следующему! Не она дрянь, а он!
И, не выдержав, он ее ударил. Раз, другой, потом третий.
Это Олеське он по ушам ездил, будто бы по щекам свою неверную супругу отхлестал. Врал он этой доверчивой до тошноты девчонке. Безбожно врал.
Бил свою Маринку Хабаров основательно, с остервенением, со знанием дела.
Маринка откатилась по снегу, до самого здания, где отчетливо виднелся накатанный автомобильный след. Застонала, перевернулась, отряхнула окровавленное лицо от снега и начала подниматься. Оперлась голыми руками о стену ангара, подтянулась. Встала, неуверенно пошатываясь, и снова бросила ему в лицо:
— Дрянь! Убирайся!!!
Хабаров ушел. И бродил потом по улицам своего микрорайона неизвестно сколько. На часы не смотрел. До времени ли, когда все — жизнь закончилась только что.
Для чего-то забрел на эту остановку.
Нет, не так.
Он с вполне определенной целью туда забрел. Хабаров на остановке принялся читать объявления, расклеенные повсюду. Читал и обрывал трепещущие лепестки надрезанной бумаги с напечатанными на них телефонными номерами. Обрывал и складывал в карман, намереваясь заняться всерьез поиском жилья. Не все же время он будет жить на даче, принадлежащей неизвестно кому. И тут эта девица.
Наступила ему на ногу. Принялась извиняться. А потом и вовсе поволокла к себе домой. И ведь он, вопреки всем законам собственной логики, поплелся за ней. Поплелся, надеясь неизвестно на что…
Они снова стояли в пробке. Только-только, казалось, рассосалось. Только медленно, почти пешим шагом, машины двинулись вперед, как снова впереди затор.
Андрюха снова запаниковал, снова набрал полную грудь воздуха, намереваясь обрушить очередной шквал своих неконтролируемых эмоций на Хабарова, поскольку тот сейчас был единственным слушателем, как у него в кармане запрыгал телефон.
— Черт! Ну, кому я опять понадобился?! — зарычал Анохин, правда, с заметным облегчением, наверное, ругать местные власти вместе с зимой, холодами и снегопадами ему уже изрядно поднадоело. — Да, Ритуль, да! Чего звонишь? В пробке мы! В пробке на Авиаторской! А хрен его знает, сколько мы здесь простоим! Ну… С Владом мы, Ритуль… А его вот только подброшу и сразу домой. В бар?! О чем ты! Какой бар, милая?! Домой! Только домой! Хабарова куда?
Рита — третья и последняя пока жена Андрея Анохина — Хабарова не любила. Не потому, что тот к ней ровно, без особых эмоций, относился, как ко всем предыдущим Андрюхиным женам. А потому, что относился как раз слишком ровно. Как ко всем предыдущим Андрюхиным женам.
Она же не как все! Она же — Маргарита — была особенной! Почему же к ней, как ко всем?! К ней надо относиться как-то по-другому, как-то особенно, как к самой любимой, самой единственной, самой неподражаемой. И, следуя непонятно каким соображениям, Рита возомнила, что Хабаров страшно не рад последнему браку своего друга. Не рад и всякий раз старается напакостить. Отсюда и ее нелюбовь, граничащая с неприязнью.
— Слышь, Влад, она это… Тебя зачем-то требует, — виновато пробормотал Андрей, протягивая Хабарову свой мобильник. — Говорит, что это срочно. Я что-то не понял.