Длинная тень
Шрифт:
Камень на ее могиле просел и начал осыпаться, но густая растительность, покрывающая и землю, и памятник, делала его неотъемлемой частью этого грустного пейзажа. Ральф попытался думать о Мэри, но не смог вызвать в памяти ее образ – она была слишком далеко. Их пятерых сыновей он тоже похоронил, поэтому и они казались ему нереальными. Ральф помнил только свою боль. Он стоял, молча глядя сквозь проломленную стену, сквозь туман, сквозь низкие облака, затянувшие небо. Где-то рядом блеяла овца, невидимая сквозь белую плотную завесу тумана; вода, стекая с темной кривой ветки сливы, капала ему на плечо. Ральф поднял взгляд
Дрожь сотрясла тело, и он повернулся, с ужасом увидев серую фигуру, безмолвно шагающую к нему сквозь стену дождя. Его рационализм моментально улетучился, он вмиг стал суеверным не лучше любого крестьянина. Волосы на голове поднялись дыбом, он невольно вскрикнул, потому что это наверняка был призрак Мэри, пришедший наказать его. Расплывчатая фигура женщины в сером плаще с капюшоном скользила по мокрой траве, не оставляя следов. Но ужас длился всего лишь мгновение: как только фигура приблизилась, он увидел капельки дождя, стекающие по шерстяному плащу, и услышал звук ее шагов. Женщина подняла голову, и он узнал Фрэнсис.
_ Что ты здесь делаешь? Простудишься! Возвращайся в дом.
Фрэнсис остановилась рядом с ним, поглядела на могилу и, словно прочитав его давешние мысли, сказала:
– Она такая старая, что уже стала частью земли, а его могила, как новая рана. Не понимаю, почему мы так прячем могилы. Я хотела бы похоронить его не здесь, – Фрэнсис кивнула головой в сторону торфяника. – Я хотела бы, чтобы его похоронили втайне, не сказав где, тогда бы мы не видели, как земля поглощает могилу, год за годом забирая его от нас все дальше и дальше, пока он не сольется с ней полностью. – Она посмотрела на Ральфа, гадая, понимает ли он ее. – Как сейчас это происходит с ней. Неужели ты не чувствуешь? Ведь Мэри больше не принадлежит тебе.
– Я пытался вспомнить, как она выглядит, но так и не смог.
Фрэнсис кивнула:
– Я не увижу его могилу в любом случае. Меня здесь не будет.
– Куда ты собираешься? – спросил Ральф более жестко, чем следовало бы, опасаясь, что Фрэнсис наложит на себя руки: очень уж расстроенной и странной она была.
– Мне нужна твоя помощь. Вот почему я пришла сюда. Они попытаются меня остановить, – она жестом показала в сторону дома, где находились остальные члены семьи. – Я хочу уехать во Францию и принять там обет.
– Ты хочешь стать монахиней? – изумленно спросил он.
Она, словно не слыша его, опять посмотрела на могилу, совсем забыв, что здесь лежит не Фрэнк.
– Он никогда не принадлежал мне, ни живой, ни мертвый, но был для меня всем. Пока он жил, жила и я, зная, что время от времени буду видеть его. Теперь он мертв. Я никому никогда не была нужна. Я отдам мое сердце Иисусу, если он возьмет его. Не велика ценность, но...
Фрэнсис надолго замолчала, а Ральф пытался найти слова, которые могли утешить ее. Он не представлял себе, о чем она думает, и наконец сказал:
– Ты любила его, – и, надеясь
– Он не хотел меня, – произнесла Фрэнсис бесцветно. – С самой первой встречи в Лондоне он хотел только ее. Я все знала, но для меня это не имело значения. Я не могла перестать любить его, как и он не мог перестать любить ее. Он, конечно, никогда ни о чем ей не говорил, но однажды, когда ему было совсем плохо, не удержался и поделился со мной. – Она подняла лицо к Ральфу – боль старой раны отражалась в ее глазах. – Он сказал мне, он сказал, сказал... что она встала между ним и Богом, а когда он думает о Святой Деве, то видит ее лицо.
– Чье? – спросил Ральф.
Но она его не слышала и продолжала, будто он не произнес ни слова:
– Он сказал, что мог бы умереть за нее. А когда она вышла за тебя замуж, он чуть не умер. Но к тому времени он уже считал себя великим грешником, что помогло ему выжить. А теперь он мертв. Я тоже хотела бы умереть, но пока не заслужила этого. Мое время еще не пришло. Ты должен помочь мне. Ты понимаешь, что должен помочь мне?
– Да, – тихо произнес Ральф, погружаясь в свои мысли. – Да, я понимаю. Я помогу тебе.
Казалось, она осталась довольна ответом, повернулась и пошла прочь, быстро растворяясь в сгущающихся сумерках. Ральф долго глядел ей вслед; он пытался думать о Фрэнке, но перед его мысленным взором почему-то вставал Эдуард.
Глава 5
Аннунсиата стояла возле незажженного камина в комнате стюарда, теребя перчатки и похлопывая себя по ноге длинным хлыстом. Она была одета для верховой езды в элегантную амазонку темно-синего цвета; волосы собраны в высокий хвост, а шляпа, украшенная множеством перьев, лежала на столе, за которым сидел Мартин, читавший письмо. Он быстро пробежал глазами по строкам, но, окончив чтение, перевернул листок и перечитал письмо заново. Аннунсиата притопывала ногой все чаще, и глаза ее горели нетерпением.
– Ну? – спросила она и, когда юноша, наконец, поднял голову, повторила: – Ну?
– Мой отец приехал в Берни и собирается задержаться там на несколько недель, а потом вместе с Кэти и Китом отправиться в Эдинбург, где проведет там несколько дней.
– Это все? – Аннунсиата приподняла брови. – Так много бумаги и чернил для того, чтобы так мало сказать?
Мартин улыбнулся ее нетерпению.
– Основная часть письма посвящена его планам перестройки Аберледи. Их положение улучшилось, как сказала тетя Кэти, и Кит собирается осенью поехать в Лондон и немного покутить. Я думаю, что тогда отец вернется домой, но об этом он ничего не пишет.
– Кэти, живущая в замке? – Аннунсиата удивилась, а потом рассмеялась. – Быть того не может. Ральф обычно зовет ее гусеницей. Я полагаю, Кит собирается в Лондон, чтобы добиться титула Гамильтона, который ему обещан. Кэти очень понравится быть леди Гамильтон. Она ничего не говорила о подобных планах?
– Нет, – ответил Мартин. – Только о перестройке дома и о детях. Ее сын, родившийся весной, умер.
– Ах! – воскликнула Аннунсиата с сожалением. – А ведь совсем недавно умер и ее первенец. Ему, кажется, было семь или восемь лет. Какой ужас! Но я надеюсь, близнецы здоровы?