Для писем и газет
Шрифт:
Наконец, он постановил себе ехать в городской крематорий, осмотреться и, если получится, украсть готовый прах.
С час лазил он по территории крематория. Рассмотрел главное здание, сооруженное в виде поставленных на ребро мисок. Пооколачивался возле огромной Стены скорби, где были изображены люди то целиком, то частями: голова или нога с длинными, растопыренными пальцами или еще что. И поэтому казалось, что по всем этим людям проехался бульдозер. Стена нагнала на него такую тоску, что
В конторе за барьером сидела молодая женщина в синем форменном халате и ничего не делала. Лом прикинулся, что интересуется на прейскуранты и объявления на стенах, потом подошел к ней:
– А с-сколько стоит, в смысле, чтоб человека спалить?
– Кремация взрослого человека стоит двадцать рублей и шестьдесят копеек. Кремация ребенка – десять рублей и тридцать копеек.
– Н-на половину, значит, – глубокомысленно заметил Лом. – А ребенок это с-сколько?
– До двенадцати лет.
– П-понятно. Как на самолете, – Лом тянул время. – А если, например, карлик. Тогда как?
Женщина стала раздражаться:
– У вас кто-то умер?
Лом вспомнил про дядю Лешу:
– Есть тут один, – задумчиво произнес он. – Один г-гад.
– Так я не поняла, – со злостью сказал женщина, – умер или что?
– Да нет же, говорю, кандидат.
– Тогда, пожалуйста, почитайте прейскуранты. Там все сказано.
– А т-ты для чего тут сидишь, – тоже разозлился Лом. – В-волосики накрутила, губки… Женихов ждет, дура. А я вот напишу про тебя в газету – своих не узнаешь… И заголовок придумаю, чтоб сразу было видать.
С этим он хлопнул дверью и ушел без результата. Подпалить бы их всех к чертовой бабушке, чтоб знали, думал он…
А чтоб что знали – непонятно.
Минут через пятнадцать бессмысленных блужданий он увидел то, что как раз ему было нужно: в тени какой-то пристройки сидел местный человек в таком же халате, как и на ритуальной женщине, только грязном. Местный человек кушал зеленый лук без хлеба и соли, лицо у него имело сутулое похмельное выражение.
– Зд-доров, дядя, – вежливо приветствовал его Лом.
Местный человек махнул луковицей.
– Д-дело есть, – сказал Лом, руки в карманах.
– Через час, понял ты, – помотал головой местный человек. – У меня обед.
– А в-вот я тресну этим кирпичом по балде, – рассвирепел от всего этого бюрократизма Лом, – как тресну, т-так вы у меня тут все г-гады забегаете… С-сказано, дело есть!
– Ты б так сразу и сказал, – не испугался местный человек. – Говори дело.
– Ты при этом работаешь?
– Ну.
– Мне золы надо, что от покойника ос-стается.
– Зачем тебе ее?
– Н-надо, – ответил Лом и, подумав,
– Дело твое, – не удивился местный человек, – Сколько?
– Литровую банку.
– Литр за литр, – назначил цену местный человек.
– Т-ты что, сдурел! За банку мусора – литр?!
– Ты где руки поморозил?
– В самодеятельности. Я в с-самодеятельности играю, на ложках.
– Вот и у меня тоже, понял ты, на ногах то же самое. Водкой спасаюсь. Глянь, в каких носках летом хожу. Так что гони литр.
Договорились.
– Давай посуду.
Лом сбегал на соседнее кладбище и вернулся с банкой, на ходу вытряхивая из нее цветы.
– Ты тут погуляй, понял ты, – сказал местный человек, – посмотри достопримечательности. Но далеко не уходи. Я скоро!
И, выпросив пятерку в задаток, куда-то скоро ушел.
Вернулся местный человек часа через два с лишним, когда Лом уже серьезно собирался искать какое-нибудь кайло, чтоб все это заведение потревожить за такое отношение к живым людям. Но в последний момент появился местный человек, неся перед собой нечто, завернутое в газету.
– Т-ты что ж, гад, так долго, – поинтересовался, принимая теплую еще банку. Местный человек обиделся.
– Печку стопить, понял ты, и то время надо. А тут человек. С ним же проститься надо и гимн сыграть… Гони остальное!
– Ч-то такие все нервные сегодня, – у Лома вновь было хорошее настроение. – А им что-то осталось? – спросил он, имея в виду неизвестных родственников.
– Хватит. Я туда песка добавил. А им что, они ж, понял ты, не заглядуют в середину. А потом его все равно замуруют. Камнем приложат.
– А б-бывает так, ч-что дома держат?
– Раньше кто и держал. Счас не знаю. Может, кто из другого города приезжает, так с собой забирают. Это ж не ящик, понял ты, что грузовик надо целый. А тут положил в авоську и пошел. Как термос.
Еще через час Лом докладывал каину:
– В-вот, дядя Леша, – сказал он радостно. – П-принес! Каин подозрительно взял банку, осмотрел. Потом набрал щепотку плотной пыли, потер в пальцах. Даже понюхал.
– А черт его знает. Точно настоящий?
– Н-ну…
– Тогда молодец.
Они пересыпали чужой прах в подобедовскую урну. Плотно притерли крышку.
– Д-дай авоську, дядь Леша.
– Нету, – сказал скуповатый каин. – На вот еще газету, обмотай. А то одна, может, продерется.
Когда Лом был готов, дядя Леша перекрестил его и сказал:
– Ну, с Богом. Гляди ж, чтоб красиво все.
– Не в-волнуйся. Все будет в ажуре, – весело ответил Лом и вышел.
Спи спокойно, дорогой Порфирий Платонович!