ДМБ-2010
Шрифт:
– Не ври! Может, тогда на Острове, те несколько часов...
– Ладно, Лела-Лелушка, ведь я тоже неплохо знаю тебя. Ты ведь по делу звонишь?
– Да, Кот, я тебе всегда звоню по делу. И видимся мы с тобой только по делу. Но ты все-таки помни... то, что я тебе только что сказала.
– А ты что-то сказала или мне послышалось?
– Я сказала.
– Я это буду помнить всегда - вместе с твоими волшебными глазами, ресницами и косой, которую ты, увы, отрезала, но я этого, к счастью, не увидел...
– Ты знаешь, я ужасно не люблю, когда у меня над головой по неизвестной причине разваливаются новейшие самолеты-штурмовики. Тем более мы хотели их у вас покупать. Вот с детства я этого не люблю. Я прошу тебя заняться этим делом...
– Что же меня все уговаривают? Вот одну только что выпроводил...
– Женщину!? Нет, Кот, ты неисправим!
– Не ревнуй, у нас ничего не было...
Лела только усмехается. Недоверчивая. Впрочем, у нее работа такая. До чего люблю оперативную связь - качество отменное: и громко, и слышно каждый вздох. Продолжаю:
– Ладно. Я займусь этим делом. Но только ради тебя, ты слышишь? Только ради тебя...
На том конце вздох и опять чуть слышно - не понять то ли услышал, то ли почудилось:
– Я тебя ...
И громко:
– Пока, Котенок!
И громкое противное мяуканье гудка оперативной связи. Вот так. И когда она позвонит теперь - неизвестно. И позвонит ли вообще. Все-таки нехорошее слово "Никогда". Плохое, можно сказать, слово. Негодное.
"Если это программист, он долбит. Если он не долбит - плохой, негодный программист". Вернемся к программистским делам.
Поднимаю трубку:
– Соедините с Главным конструктором системы. Здравствуйте, Сергей Федорович. Мне хотелось бы получить от вас трассы программ управления силовой установкой машины на следующих субкритических режимах полета.
И я начинаю нудно перечислять индексы. Главный конструктор прилежно записывет.
– Это все?
– вопрошает уважаемый Сергей Федорович.
– Нет. Еще, пожалуйста, перепишите в какой-нибудь удобоваримой форме показания неразрушающихся блоков контроля.
– На CD?
– Да, годится. И дайте мне пару ваших программистов. Я ведь ничего не понимаю в самолетах.
На том конце провода слышится скептическое хмыкание.
Я продолжаю:
– Сергей Федорович, я надеюсь, вы не будете требовать от пилотов работать на... критических режимах. Вы понимаете, о чем я говорю? Я думаю, нам вполне хватит двух развалившихся штурмовиков...
– Так вы думаете... А официальная точка зрения...
– Почему-то мне кажется, что вы думаете точно также, как и я.
– Может быть...
– Я вас понимаю и постараюсь помочь. До свиданья.
Кладу и снова поднимаю трубку.
– Дайте номер...
– и называю номер
– Третий, привет! Пойди оформи себе допуск и завтра утром приезжай ко мне.
– Понял. Буду.
– Ты не забыл еще, как выглядят самолеты? Ты же выпускник МАИ.
– Я выпускник другой кафедры. Но как выглядят разбитые машины, я еще не забыл...
– У тебя есть что-нибудь по визуализации?
Пауза. Потом Третий продолжает:
– Ты делаешь успехи, Второй. Я только что хотел тебе предложить визуализировать содержание "черных ящиков".
– Не учите... дедушку кашлять! Я не настолько туп, как ты думаешь. Еще я заказал трассы программ от силовой установки. Сегодня они полетают немного и завтра мы их получим.
На этом месте я соображаю, что Третий не знал, куда мы едем. А уж зачем - тем более...
– Слушай, Третий, может не заниматься ерундой и ты скажешь мне сразу место в программе управления двигателями...
– Не забегай вперед, Кот. Я приеду и мы разберемся вместе. На самом деле - это трудная задача. Я помогу тебе, но приготовься к тому, что могут быть проблемы.
– У кого и какие?
– Ты будешь смеяться, но... у меня. Пока.
Вот это дал! "Вы будете смеяться, но Черненко тоже умер", - заявил в свое время наш комсорг. Проблемы у Третьего! Интересно!
А между тем время неумолимо идет к вечеру. Спохватываюсь, беру трубку:
– Соедините с дежурным. Добрый день! А генерал Козлов... Как, уже уехал? Спасибо.
Трогательная забота о подчиненных. Теперь долго добираться на электричке. А может, не ехать никуда? Дома мне особо делать нечего, а спать здесь есть где.
Опять сажусь у окна и наслаждаюсь вечером. Когда еще так спокойно посидишь. Вдруг в поле моего зрения показывается знакомая фигура. Оксана, одета в строгий джинсовый сарафан, волосы собраны в пучок, круглые очки в металлической оправе. Образцовая учительница начальных классов. Тащит что-то в сумке и идет, похоже, опять ко мне.
Точно. Кто-то скребет коготками по дерматину, дверь открывается. К запаху сирени примешивается аппетитный аромат свежих булок. Я сижу не оборачиваясь.
– Задумался, Котик?
– Да, Оксан, задумался... Тут проблема - ты ведь филолог у нас - я думаю над сущностью слова "колебания".
– В смысле - как пишется - вместе или раздельно?
Шутка, конечно, так себе, но я не удерживаюсь и начинаю веселиться. Не ожидал от этой простушки! Оксана тоже заливается своим хриплым смехом.
– Ну как, развеселила я тебя? А то сидит ... ну не знаю какой. Прогнал девушку...
– "И тут на товарища прапорщика была брошена голая девушка". Это цитата из одного рапорта.