Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
Рассказ Веры Борисовны, как Олега вызывали в Кабул: "Лейтенант, ты как со мной приехал, так же и уезжай" Потом ситуация изменилась, сын Лонка в Москве. И он очень переживал, что Олег в Афганистане, встретил Веру с облегчением. Интервью с Пандишери: 650 членов Союза. Кроме того, Ассоциация молодых писателей, в нее входят писатели до 25 лет. В Союз — с 25 лет. Я так и сказал: глупость. 150 человек военных, в газетах и учебных заведениях.
Прозаиков не больше 10 человек. Он не очень понимает значение художественного уровня. При всем уважении к П. Союз не смог отобрать и одного стихотворения для перевода.
В Ревсовете часто люди стоят по разные стороны баррикад.
15
16-го доехали почти до Хоста, который только что освободили. Вернулись. Баня. Разговоры с Захаровым.
17января, воскресенье. Утро в Гордезе. Госпиталь. Парень, которого при мне ранило. В два часа улетел вертолетом в Кабул. Вечер у Лещинских. Два его фильма.
18января, понедельник. Прилетел Саша Проханов. Я обратил внимание — он поправился. У него все закрутилось быстро. Он сбагрил на меня выступление на симпозиуме, ради которого он летел. Я взялся — это о роли писателя, я об этом много думаю. С ним прилетела группа западных корреспондентов, направляются в Хост по приглашению МИДа. Инициативу проявили военные — товар лицом. Здесь, кажется, тоже вовсю бушуют полководческие амбиции. Вечером приехал к Лещинскому и Аде и ночевал у них. Встал в 2 часа ночи.
19января, вторник. В 3.30 улетели в Хост, вел записи в тетради. Несколько раз обстреливали. Когда отстали от группы и возвращались на газике в Хост, ощущение было неприятное. Нет револьвера — нет возможности распоряжаться своей судьбой. В тот же вечер улетели. Аэродром обстреливали. Перед посадкой мы с Лещинским и с его ребятами: Сашей, Олегом (ТАСС) и Борей (оператор) — хорошо врезали за гостиницей, на травке.
20января, среда. В Кабуле. Передал записи, сделал зарядку.
21января, четверг. В четверг пришла телеграмма для Сафронова. Это Поляничко. Сафронов должен представлять Союз обществ на похоронах Гафур-хана. Здесь уже В. Б. и я подключились на все спирали, как всегда, проявил решительность Поляничко, и я улетел в Джелалабад с группой. Впервые надел парашют. К счастью, пользоваться им не пришлось. Видел ли я город? Провинциальный комитет, где генералы в зеленом и Виктор Петрович строили стратегию на следующий день. Те же — переводчик Сережа, охранник в легкой курточке, без лишнего движения, с автоматом за спиной, приказы, под которыми не всегда есть подпись.
Тут же повезли ужинать во дворец короля. Я видел только роскошную приемную и кусочек подсвеченного сада. Везде охрана. дворец реставрируют (медленно). Орнаментальная живопись по стене, пронзенная, как в Средней Азии, фрагментами мозаики из зеркал. За приоткрытыми дверями белые скатерти и вазы с апельсинами — ужинают индийцы и др. гости. Поскольку нам накрыли чуть ли не на лестнице, в боковой проходной комнате — складные стулья, стол, и на него положили по лавашу, — Миша сказал: мы отсюда уходим! Мы, конечно, друзья-товарищи, но не лакеи, которым по-свойски накрывают на кухне.
Ужинали в гостинице — в одной комнате по 12 человек, без воды и тепла — остатками…?
22 января, пятница. Похороны Гафур-хана. Подняли в 4 часа. С похоронным кортежем доехал до
Вернулись военным самолетом. Мне очень нравится Лещинский с его замоскворецким кодексом чести. "Прощай, шпана замоскворецкая!"
23 января, суббота. Весь день в отеле шел симпозиум "Писатели и национальное примирение". Я выступал в конце первой половины. Кажется, успешно. Это довольно традиционные для меня мысли. Боже мой, мне уже 52, а я все еще пробиваюсь к правде. Мне интересно наблюдать за собой, как какому-нибудь энтомологу — за тараканом. А в принципе, в стране льется кровь, а мы, как ни в чем не бывало, думаем о романах.
После речи меня поздравляли. Я, правда, и сам знаю всему цену. На меня произвела впечатление еще и речь афганского писателя Акрама Усмана. Я ее даже записал в блокнот. Тут же послал ему записку. Позже Поляничко сказал мне, что тот — родственник короля, чуть ли не племянник. Его речь была о восстановлении гуманитарных ценностей.
Вечером в гостинице был Виктор Петрович с женой и охраной. Ужинали в номере Сафронова. Поляничко и Сафронов оба ростовчане. Мальчонка-охранник два часа стоял в коридоре у открытой двери, качаясь от усталости. Зовут Сережа, он из-под Тулы. Виктор Петрович — тип интересный, он искренно болеет за дело, но не хватает интеллектуального окружения. Сафронов, как и привык, все видел в прелестном официозно-розовом свете. Отец Поляничко когда-то работал в одной бригаде с Сафроновым на Россельмаше. Поляничко что-то от Сафронова ждал, какого-то интеллектуального обоснования. Но этот старый везун ничего сказать не мог. Он лепетал что-то о миссии мира, борьбе. В.П. выражал недоумение, что в борьбе за мир не находит народ сплочение. Вот если бы война с агрессором. В том-то и дело — народ сплачивается идеей защиты от конкретной угрозы. Рассуждая о Гафур-хане, мысль о политических династиях на Востоке, Ганди. Вот только на этом полумонархическом, полусоциалистическом что-то и получится. Но ведь социализм изобретен для того, чтобы люди жили лучше.
И все же как-то удивляет решимость Поляничко распоряжаться чужими людьми и чужими судьбами, его решимость к перестановкам.
Здесь, в Кабуле, мне достали номер "ЛГ", новогодний. Вклею по традиции. Это мне кажется интересным — реплика Анат. Бочарова на большом круглом столе.
"Начну с того, что этот литературный год начался чуть раньше, чем календарный, — может быть, с публикации "Нового назначения" Бека в осенних номерах "Знамени" за 1986 год. И определяет картину года непривычное для нас сплетение четырех литературных слоев. Первый из них составляют произведения двадцатых годов — "Повесть непогашенной луны" Пильняка, "Собачье сердце" Булгакова, "Котлован" Платонова. Далее идут "Новое назначение" Бека и другие произведения шестидесятых годов, созданные, если можно так выразиться, на волне ХХ съезда. Затем, в третьем слое, мы видим вещи, которые из глубины застойного периода долго не могли пробиться к читателю. Я имею в виду повесть Приставкина "Ночевала тучка золотая", "Пушкинский дом" Битова, "Любавиных" Шукшина и опять-таки многое другое. И, наконец, книги, которые пришли к нам естественным путем, без мучительной паузы между написанием и напечатанием. Такие, как "Зубр" Гранина, "Временитель" Есина, "В тумане" Быкова. Так что атмосфера действительно создалась очень своеобразная, и у нас появилась возможность нового взгляда не только на современную прозу, но и на литературу всего ХХ века".