Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
4 февраля, пятница. Закрытие заседания. Опять говорил Бондарев. Приняли моих двоих: Долженко и Амутных. Секретариат благодарил меня.
5 февраля. Были у Михайловской. Чудный сын Маргариты Леонтьевой Гоша. Прекрасный торт из желе. Выпили крепко. Михайловская (от Розанова) начала тягостный разговор о евреях, предупреждая меня об отдельных высказываниях — особенно в марте, апреле. Надоело!
13 февраля, воскресенье. Анапа. Последнее время жил как в бреду. Мне кажется, у меня поехала крыша. Все из-за института. Я понимаю,
Перевел старика Озерова на полставки. Его подтексты — библейство, но ему 80 лет и мифическая загрузка.
Писать о В.П. Смирнове не буду, все это сплошная боль. Вот как он ответил на приглашение студентов на панихиду по Пушкину 10 февраля в институте. Не желая сказать по-бытовому, что просто занят, заявил: "В этих стенах, оскверненных валютными пунктами…" За счет этих валютных пунктов он прожил месяц в Париже! (К слову, на панихиде служил отец Артемий, роскошный молодой, несколько кокетливый батюшка. Бывший студент с филфака МГУ. Во время очень интересного слова — разжигал ладан перед панихидой — он что-то прыснул даже по-французски.)
А тут еще сумасшедший Вас. Вас. Калугин принялся душить Саркисову. Старуха по этому поводу написала письмо. Мрак! И еще проигранный процесс (разгильдяйство проректора по хозяйству Ларисы Ник. и Ашота, нашего юриста) по поводу жилого крыла нашего общежития.
От всего этого я и сбежал в отпуск, черт с вами, вы позируйте, а я линяю!
Завтра постараюсь написать о поезде, о попутчиках, а сегодня еще об одном событии последних дней. Твердо решил печатать уже давно написанные "Огурцы" и отправил их в "Современник". Предварительно дал прочитать В. Сорокину — откликнулся "литературным", в его манере, письмом, явно с наметкой на общественно-литературный резонанс, — и Рус. Кирееву. Этому дал с тайным расчетом, ибо в опусе довольно много места уделено и ему. У Руслана очень благодушный отзыв, сказал, что, например, не знал о моем звонке Новикову, с которым он дружен, сказал также, что в записках нет надсада и стремления кого-либо обидеть, но позиция и ситуация. Что скажет теперь Куняев? Надо обязательно добавить письмо Любимову и мою заметку в "Лит. России".
Живу в санатории им. Крупской. Разместили прекрасно.
14 февраля, понедельник. Звонил С.П. Вышло мое интервью в "НГ" Что-то со словом "вегетарианец". О новостях в институте пока говорить рано.
Утром ходил по Анапе. Самое главное — нашел раскопки уровней Горгиппии. Мне важно, чтобы за спиной обязательно был "крошечный", впаявшийся в землю — одни фундаменты — город, и тогда уже весь берег, небо, залив превращаются в место действия древнего мира. Босфорское царство! Синдская гавань!
В городе очень холодно после прошедшего урагана, пустынно. Граждане бывшего Советского Союза прекратили болеть. Пустыми стоят огромные санатории. Работают лишь два — Крупской и Чкалова. "Крупская", в котором живу я, заполнена в лучшем случае на 20–30 %. Все попытки оккупировать, удержаться на плаву обречены на поражение. Здесь ножницы: коллективы и тот стиль, за который могут платить только очень богатые люди.
Читаю "Улисса". Не пишется.
На косе среди моря — стаи лебедей и уток. Прошел мимо памятника-стелы. На ней надпись: "Здесь
"Устанавливается одновластный режим — Советская власть. 21 сентября 1993 года" (это самодеятельная надпись фломастерами или краской). И рядом: "Быть монарху" (цвет побледнее).
15 февраля, вторник. Включился в полный, как военнообязанный первого года службы, комплекс лечения: бегаю, хожу на процедуры, мало с кем разговариваю, много гуляю.
Во время прогулки у моря, на высоком обрыве, нашел кладбище. Это за маяком, и дежурный, поднимаясь на башню, должен его видеть. Есть несколько надгробий начала века. Живым нет дела до мертвых. Старинный русский деревенский обычай с деревянными крестами благороднее: память, пока крест не сгнил. Мертвые с нами, пока память о них живет. Видеть искрошенные бетонные надгробия — невыносимо.
В этом смысле мое положение ужасно. Мне надо бы самому подготовить фотографию, которая будет на моем надгробье. Я слишком много отдал сил своей деятельности как литератор, чтобы теперь о чем бы то ни было жалеть.
С.П. рассказывает о своем крошечном сыне. Эти рассказы не только меня занимают, но делают этого ребенка удивительно близким. Сострадание — вот путь к любви.
Написал несколько страниц в "Ошибку 2-х". Все время читаю "Улисса". Какая гениальная, поздно прочитанная книга! Она так проста во всей своей немыслимой изощренности, что невольно начинаешь себя корить: почему не я, не я это придумал и написал? Но есть еще один немаловажный момент: сколько же времени вложено в этот пухлый том!
Сегодня по ящику показали подписание договора Ельциным и Шаймиевым (Россия и Татарстан), потом женщина-корреспондент задала как бы обоим вопросы. С какой ненавистью Б.Н. смотрел на нее: надо делать еще одно интеллектуальное усилие, чтобы понять вопрос. Но внезапно инициативу ответа перехватил Шаймиев: как тяжело Ельцину привыкать, что кто-то из Казани равен тебе.
Идея рассказа: человек ходит по кладбищу и подправляет могилы, реставрирует дощечки.
Вооруженные нашими историческими знаниями, как никогда близко и подробно мы имели возможность наблюдать лицо тирана. Хорошо — тирана не будущего.
Не забыть попутчиков по поезду. В дороге прочел книжку Вероники Куцилло "Записки из Белого дома". На журналистском жаргоне Б.Н. — Бэн. Книжка резко ангажированного автора, и тем не менее есть поразительные пассажи (стр. 152). Уже заканчивается штурм парламента, и до конца книги остается лишь пять страниц: "Я, кажется, перестаю нормально оценивать действительность. Те, за окном, они кто? Они же — наши, мои, т.е. президентские. А эти, внутри, с автоматами и без, они чьи? Не наши. Почему же те, молчаливо стоящие на набережной, вызывают ужас и ненависть? Их солдаты, их танки… И если бы я сейчас могла каким-то образом исчезнуть отсюда и очутиться на той стороне, хотела бы я этого? Нет. Я бы не простила себе предательства до конца жизни. Сбежать, уйти — я ведь это уже пробовала один раз и помню, что после этого чувствуешь".
Идея рассказа: живые ходят к мертвым в гости. Как бы вход в зеркало.
16 февраля, среда. Написал статью о книжке Вер. Куцилло. Кому — не знаю. С большими ехидными цитатами. Подтекст: что же вы, гады, трепали языком! Невольная аналогия мстительного человека: любой конфликт разрешается мирно, кроме конфликта с собственным парламентом.
Мельком показали по ТВ вскрытый гроб Гамсахурдиа. Как мало остается от человека. Но эти маски накладываются на мои постоянные мысли о смерти.