Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
18 января, среда. Вечером писал на Радио две передачи "Студию молодых" и "Писатели у микрофона". В первой были интересные ребята. Леша Сизов, ученик Рекемчука, оказывается, с блестящей прозой, тонкой и с великолепными глубокими ассоциациями, и два поэта: Дима Добровольский и Марина Кравцова. У Димы еще великолепные тонкие песни. Он кончил или почти закончил авиа-какой-то институт. Рыжий, одутловатый парень, родом из Костромы. Марина — химик, уже закончила Ленинский пединститут. Она до слез меня тронула, сказала: "Я думала —
В другой передаче высказал свою заветную мысль о Чечне. Когда мы видим матерей и сестер, перегораживающих дороги нашим танкам, невольно думается: а разве матери не видели, что их сыновья, и мужья, и братья привозят из Москвы, куда они ездили как охотники в лес, как лисы в курятник, — сумки денег? Эти деньги — слезы и беда других матерей и жен. Разве они не знали, что поддельные авизо обогатили их мужчин?
Весь день занимался хозяйством вместо других своих сотрудников. Сегодня Гр.Гр., хохол-бригадир написал письмо: "Л.Н. отремонтировали квартиру, а она теперь хочет отблагодарить Серг.Голака, другого хохла, за счет института".
17 января, вторник. Защита докторской Прониным. Все это было прекрасно. Влад. был элегантен и язвителен. Первая половина дня была занята разборкой подряда: замена труб в общежитии. Один из подрядчиков написал письмо на Лар.Ник.: она за счет украинцев отремонтировала квартиру и теперь хочет одного отблагодарить за счет другого.
19 января, четверг, Крещение. Именно поэтому не созвали ученый совет. Завтра, с 14 по 18 — совещание одно за другим по ремонту. Приехала Л.Н. и пошла в бой. К счастью, в этот момент были Лев Ив. и Буханцов. Пасую против хамства. Вечером она с торжеством принесла мне подметное письмо. Видимо, его написал давний клиент Вал. Сорокина. Институт пуст, конфликтов нет. Дазыбао вывесил кто-то из ВЛК или их друзья. Как всегда, дикая обида на несправедливость ко мне. Нет сил работать, дышать.
20 января, пятница. Весь день крутился со злосчастной трубой в общежитии. Из событий ученого совета было два: сообщение М.П.Еремина о Грибоедове — вот здесь и понимаешь, для чего нужно 80-летие эрудита и что такое спокойная несуетная жизнь в литературе; и мое чтение анонимного стихотворения — грязной инвективы на меня. Создано все это в недрах заочки и ВЛК. Это еще раз свидетельствует о том, какие писатели у нас есть и каких писателей мы воспитываем.
"Тайному биографу, бабьезадому шустрило с "Дороги в Смольный" СЕРГЕЮ Графомановичу ЗАСОЛО-
ОГУРЕЧНОМУ посвящается
Вот Есин именем Сергей.
Писатель тоже преизрядный,
профессор, будь оно неладно,
литинститутовский ей-ей.
К нему я глупый с челобитной
ходил: коллега, уголок
мне дай пещеры первобытной!
Но некто бросил уголек
в его казенную
и в ней, ей-ей, пожар возник,
и много, видишь ли, возни
с ремонтом кухни и сортиру.
А я, как юный пионер,
а он, как бедный инженер,
душ человеческих ваятель.
Он мне сказал: вали, приятель!
Таким писателям пока
в системе рыночной не место…?
Ах, ты задуй тебе с норд-веста!
Ах ты, цыпленок — из ЦК!
А ведь поди ж ты, инженер!
Знаток оттенка и нюанса.
Солист. А я — актер миманса,
всегдашний юный пионер.
Он, как и прежде, "вашим-нашим",
а мы по-пионерски пашем.
Мы состоим в одном Союзе,
как два шара в бильярдной лузе.
Но он под номером один,
а я под градусом.
И все же мы в разные системы вхожи:
товарищ — я. Он — господин.
Но, правда, я таких господ, как он,
вгонял в холодный пот.
Итак, пусть занесет в меню:
Его вгоню пять раз на дню.
Разок — от имени бродяг
с дипломами литинститута.
Второй — от имени бумаг,
что испражнил он почему-то,
а третий пот — за тех, кто пал,
служа не есинской халтуре,
а той большой литературе,
где конь Сергея не ступал.
Четвертый… Впрочем, полукровок
Грешно гонять без тренировок!
Я это, право, о коне…
ПЕГАСЕ… АСЕ… ЕСИ… НЕ".
Все последние дни лениво по полчаса, стучу на машинке "Гувернера", который не идет, потому что нет внутренней моей собственной личной темы, и перечитываю "Лолиту" холодным цепким взором. Вся конструкция, перекрытия и подпорные стали обнажены. Совершенство и мастерство редчайшие, во всем крайняя продуманность. Очень продуманные соединения и ходы подготовлены и проаргументированы так точно, что выглядят органическими. Особенно мне нравится "Изабель г-жи Гейз". Набоков практически полно вводит "кирпич" с крыши" в свой сюжет, а ничего, проглатываю. Пустая и привычная суета. Просто, видимо, я бегу от себя.