Дневник ангела-хранителя
Шрифт:
— Если бы Марни увидела вас сейчас, она снова себя убила бы.
У Хильды отвисла челюсть. Вокруг ее глаз собрались морщины.
— Что ты сказала?
Шерен прошептала еще что-то, и я быстро передала это Марго.
Марго сжала зубы. Потом заговорила громко и ясно:
— Что сказала вам Марни перед смертью? «Будь хорошей девочкой, чтобы я смогла увидеть тебя на Небесах». И посмотрите на себя сейчас, мисс Маркс. Хильда.Марни грустит. Вы стали в точности такой, как Рэй, и Дэн, и Патрик, и Каллум.
То были имена мучителей
А теперь беги!
Как только Марго увидела, что они за ней не последовали, она метнулась вон.
Натянув лишь юбку и блузку, она вылетела из передних дверей и побежала к подъездной дороге. И там, между двух каменных колонн, мы обе остановились и оглянулись. Марго задыхалась — из-за адреналина во рту у нее скопилось столько слюны, что она едва могла ее удержать, — а я махала. Махала всем ангелам, которые собрались перед зданием, прощаясь с нами.
В тот миг я видела их всех в последний раз. Я поискала взглядом Шерен. Та подняла обе руки, как делала, когда рассказывала мне о Песне Душ, и я кивнула. Я знала, что она имеет в виду.
Как только Марго перевела дыхание, мы обе зашагали к деревне.
Замерзающая, полумертвая, наугад находя путь в рассветном мареве, Марго отыскала небесно-голубую дверь и колотила в нее до тех пор, пока ей не открыл взъерошенный, обеспокоенный мужчина. Марго упала на колени и заплакала у его ног.
10. План Грогора
Мужчина, открывший дверь, был не тем, что явился мне в видении.
Как оказалось, семья из видения все распродала и переехала обратно в Эксетер, а отворивший мне человек жил здесь уже больше года.
Едва взглянув на него, я издала радостный возглас. Я запрыгала, обняла его и поцеловала в щеку. Потом стала расхаживать, заламывая руки, разговаривая сама с собой, как сумасшедшая, пока Марго объясняла, кто она такая, почему приползла к его порогу в три часа ночи и почему выглядит так, словно ее вытащили из морских глубин.
Я чувствовала себя как Эней, вошедший в царство Аида и отыскавший там тех, кого любил и потерял. Это был Грэм Инглис, человек, которого я называла папой десять долгих, счастливых лет. Я так и не смогла свыкнуться с его смертью.
У меня ушли недели, чтобы уяснить, что вот он опять здесь — краснолицый, бородавчатый, как старая свиноматка, подверженный сильному метеоризму и отрыжке, человек, беспрерывно болтавший с полным ртом и способный чуть что заплакать. Ах, папа! Он не прятал свое сердце в рукаве. Он бросал его на твою руку при первой же встрече и позволял ему истекать кровью, сочившейся в твои вены.
Грэм набросил на плечи Марго старое одеяло, ввел ее в дом и предложил горячее питье. Он велел ей подождать минутку, пока он приведет Ирину — она была моей
Я застыла на месте, удивленно лепеча что-то самой себе и пристально глядя на маму так, будто та собиралась в любую секунду исчезнуть. Я впитывала в себя облик, по которому так скучала: ее гладкие пухлые руки, всегда что-то предлагавшие; ее беззлобные тычки локтем Грэму в живот, когда тот говорил что-то смешное или неподобающее и одновременно пытался подавить хихиканье; ее привычку, глубоко задумавшись, пропускать завязанные в хвост волосы между указательным и большим пальцами. Ее бархатистые, благоухающие розами объятия.
Если бы они были рядом, когда родился Тео… Давайте просто скажем — жизнь тогда была бы немного легче.
Но я отвлеклась от темы. Потеряла нить повествования.
Я направилась в сад позади дома, где Джин, самый любящий черный лабрадор в целом свете, прыгнула мне навстречу.
Под яблоней стояла Нан. Она быстро пошла ко мне. Я обняла ее и начала всхлипывать.
— Нан! — заплакала я в ее толстое теплое плечо. — Ты знаешь, кого я только что видела?
— Да-да, конечно, — сжав мои плечи, кивнула она. — Я знаю, только… Успокойся…
Я проглотила свое изумление. Что бы ни делала Нан с моими плечами, это вернуло меня на Землю. Она сразу меня успокоила.
— Извини. Я просто…
Нан приложила палец к моим губам.
— Пойдем со мной, — сказала она. — Нам нужно поговорить.
Прежде чем приступить к разговору, я вспомнила.
Это было за неделю до того, как мама умерла. Субботнее утро. Я проснулась со странным ощущением. В воздухе чувствовалась какая-то неподвижность, слишком осязаемая, слишком отягощенная страхом, чтобы быть мирной. Беспокойство, чувство неизвестности. Без всякой на то причины мое сердце бешено заколотилось. Я встала и проверила, как мама. Она все еще лежала в постели, ее лицо было желтым пятном среди белых простыней. Я посмотрела в окно и увидела, как папа направляется на утреннюю прогулку с Джин.
Я побрызгала на лицо холодной водой. Теперь мои чувства вопили, внутренности завязывались в узлы, и я начала думать: «Что-то произойдет».
Мы уже знали, что мама больна. То, что я ощущала, не было ее смертью. Я гадала, не произошло ли ночью убийство в полях, — то было тяжелое, жуткое предчувствие. Или кто-нибудь есть в доме?
Даже спускаясь вниз по поскрипывающей лестнице, я старалась ступать как можно медленнее и легче, чтобы не издать ни звука. У подножия лестницы велела себе взять себя в руки. Подхватив с подоконника пустую кофейную кружку папы, я прошла в гостиную. И, войдя в дверь, завопила, потому что над огнем наклонялся очень высокий человек в полосатом костюме. Но у него не было ног, только клочки густого черного дыма, как будто он горел и растворялся на месте. Когда он повернулся и посмотрел на меня совершенно черными глазами, без белков, я уронила папину кружку, которая разбилась. Взглянув снова на то место, где был человек, я увидела, что он исчез.