Дневник ангела-хранителя
Шрифт:
Я никогда никому не рассказывала об этом воспоминании. Сами понимаете почему.
Я упомянула о нем теперь, потому что рассказанное Нан вновь вернуло меня к тому времени. Она ссылалась на это воспоминание так, будто сама там была, и упоминала о человеке без ног не как о плоде моего воображения, не как о призраке. Она назвала его Грогором и сказала, что Грогор — это демон. Он уже здесь. И очень скоро я сведу с ним знакомство.
До этого момента я встречалась с демонами только как с тенями или с мрачными атмосферными явлениями, но никогда — как с личностями. Я видела демонов, живших внутри Салли. Иногда, когда
Я видела черный туман, колыхавшийся у входа в Дом Святого Антония. Бывало, туман становился таким густым — подобно черному кусту, — что всем ангелам приходилось его обходить. А иногда то, что я считала продолжением ауры Хильды, становилось мрачным атмосферным явлением, полным всей ее злобы и презрения. Однако до сего дня мы спокойно сосуществовали с демонами.
Но вот теперь один из них, похоже, жаждал стычки. Какая удача.
— Почему он хочет со мной познакомиться? — спросила я Нан.
— Прими во внимание, что он здесь по делу, — сказала Нан. — У него есть для тебя предложение.
Я остановилась и повернулась к ней.
— Ты имеешь в виду — он здесь, потому что я здесь.
— Боюсь, что так.
— И какое у него предложение?
— Он хочет, чтобы вы с Марго ушли.
— Или что?
Нан вздохнула. Она не хотела обрушивать это на меня.
— Или он нашлет на маму болезнь.
Теперь я поняла, почему Нан так колебалась. Мои колени слегка ослабли, и я придержалась за нее, переваривая вести.
Мама заболела совершенно внезапно спустя месяц после того, как я появилась на их пороге. Никто не понимал, что с ней. Доктора не нашли никакой болезни. Лекарства не помогали. Вплоть до той минуты, когда она умерла, папа твердо верил, что она поправится. И я тоже.
То, что сказала Нан, заставило меня присесть, прижаться лицом к коленям и заплакать.
Она говорила, что мама умерла из-за меня. Не появись я у их дверей, не возьми они меня, мама прожила бы еще двадцать-тридцать счастливых лет. Папа не был бы так опустошен и уничтожен.
Я должна была найти в себе силы и встретиться с демоном лицом к лицу. Мы с Нан двинулись обратно к коттеджу. Снова поравнявшись с яблоней, она дотронулась до моего лица.
— Помни, ты ангел. За тобой стоят все силы Господни. Большую часть этих сил ты все еще не видишь.
С этими словами она исчезла.
Я приободрилась, увидев, что происходит в доме.
Марго сидела рядом с горящим камином, съежившись, закутавшись в одеяло и держа на костлявых коленях исходящую паром чашку чая. Она запиналась и дрожала, рассказывая Грэму и Ирине о тех событиях, которые привели ее к порогу их дома. Она поведала им все о Доме Святого Антония, о том, как она попала туда, о том, что там творилось, рассказала им все о Могиле и о детях, которых жестоко истязают. Она объяснила, что синяки на ее лице появились после того, как ее избили всего несколько часов назад. Она рассказала все это так сухо и прозаически, что супруги не подвергли сомнению ни единого слова из ее рассказа, а просто протянули ей еще чашку чая и кое-что записали. Закончив говорить, Марго долго плакала и все никак не могла успокоиться. Грэм накинул дождевик и отправился
Когда Ирина быстро прошла мимо меня, в моей голове тут же появились сведения о ней, намного превосходившие мои прежние знания. Я увидела ее отца — холодного мужчину с поджатыми губами, — хотя никогда не встречалась с ним и мне ни разу в жизни не попадались его фотографии. Я увидела ее споры с Грэмом, ни разу так и не завершившиеся согласием, увидела ее глубокую любовь к этому человеку, пустившую корни в ее душе, как древнее дерево. А потом я увидела ее самое болезненное сожаление.
Аборт.
Грэм рядом с ней. Они оба очень молоды.
«Мама, прости, — подумала я. — Я не знала».
Ирина проследовала на кухню, не сознавая того, что произошло. Я вошла вслед за ней и обхватила обеими руками ее обширную талию. И тут она повернулась и пристально посмотрела перед собой. Сперва я подумала, что она смотрит на кухонную дверь. Потом увидела, куда она смотрит: она наблюдала за Марго в щель приоткрытой двери. Она улыбнулась. Такая хорошенькая девочка, подумала она. Да, она хорошенькая, — откликнулась я на ее мысли. Думаю, она говорит правду. Да, она говорит правду. Правду.
За следующие две недели сообщение Нан о Грогоре потихоньку улетучивалось из моей головы.
В результате визита Грэма в полицию Дом Святого Антония неожиданно посетил инспектор — в сопровождении двух полицейских офицеров, — и то, что они обнаружили, заставило их закрыть это заведение впредь до дальнейшего расследования. По деревне стали ходить слухи о том, как пятилетнего ребенка нашли запертым в комнате, такой маленькой, что ребенок едва мог стоять, и что его бросили там без еды и воды почти на неделю. Теперь этот ребенок находился в отделении интенсивной терапии. Остальных детей распределили по фостерным домам и другим приютам для сирот по всей стране. Что же касается Хильды Маркс, то ее нашли бездыханной в ее кабинете, с пузырьком из-под таблеток в одной руке и пустой бутылкой из-под шерри в другой.
В новостях по радио — у Инглисов не было телевизора — упоминались интервью с государственными чиновниками, которые захотели прокомментировать ситуацию. Они «имели мотив и давали обязательства» вкладывать больше денег в детские дома страны и «искренне обещали» поднять стандарты служб присмотра за детьми.
Ирина посмотрела на Марго, которая жадно хлебала куриный бульон.
— Ты должна гордиться, дорогая, — произнесла Ирина. — Всего этого добилась ты.
Марго улыбнулась и отвела глаза. Когда она снова посмотрела на Ирину, та стояла над ней. Потом Ирина медленно опустилась на колени перед Марго — из-за артрита ее колени скрипели — и взяла худые холодные руки девочки в свои.
— Мы с Грэмом хотели бы, чтобы ты оставалась здесь столько, сколько пожелаешь, — сказала она. — Ты этого хочешь?
— Да, — быстро кивнула Марго.
Ирина улыбнулась. Ее улыбка была похожа на улыбку Нан. Видимо, именно поэтому я всегда доверяла Нан, с самого начала. Красное лицо Ирины было в морщинах, глаза голубые, как Карибское море, волосы по-девичьи густые, светлые, стянутые в пляшущий конский хвост. Она сощурила глаза. Улыбка ее быстро поблекла. Марго на мгновение задумалась, не сделала ли она что-нибудь не так.