Дневник артиллерийского офицера
Шрифт:
– Товарищ подполковник! Шестьсот целей получается, чтобы перекрыть все дороги и подходы к нашей обороне. – Удивлённо произнёс старший помощник. – Сейчас, закончим наносить цели и начнём делать таблицу огня и выписки из таблицы во все артиллерийские подразделения.
– Что ж, молодцы, но как бы нам не запутаться в таком количестве целей. Ладно, продолжайте, посмотрим что получится. – Я сел рядом с ними и задумчиво стал наблюдать за их работой.
На ЦБУ, куда я пришёл после обеда, уже сидел командир полка со своими заместителями, а через десять минут в палатке появился невысокого роста, плотненький командир девятой роты старший лейтенант Пяткин с командиром взвода.
Командир роты, остановившись перед командиром,
Командир, тяжелой глыбой нависнув над Пяткиным – стоял и молчал, едва сдерживая себя. После минутного молчания, Никитин медленно процедил сквозь зубы: – Ты, старший лейтенант, убийца. Понимаешь, что своим неумным решением ты убил двух солдат, ещё четверых вывел из строя, одна единица техники уничтожена, вторая ещё неясно, что с ней. Ты это понимаешь?
Командир полка всё-таки не сдержался и в пол силы ударил ротного по лицу, после чего вернулся к столу и устало опустился на стул: – Что с тобой делать, Пяткин? Под суд ведь тебя надо отдавать.
Игорь Геннадьевич Быстров в свою очередь рассказал, что от солдата, который горел в БМП, ничего не осталось. Он сгорел полностью – только пепел. Наступило тягостное молчание. Нет трупа – нет акта опознания. Второй труп тоже не опознать, головы практически нет, личный номер отсутствует, улетев куда-то с головой. Совсем не пострадало второе БМП, перевёрнутую машину поставили на гусеницы, она завелась и своим ходом ушла в роту.
– Ладно, Пяткин, иди в роту, Жди решения.
Посовещавшись с заместителями полковник Никитин принимает решение – ротного оставить на роте. Начальству доложить следующее: – Командир 9-й роты, не согласовав ни с кем, силами своей роты произвёл разведывательный поиск, был обстрелян и понёс потери.
Узнав, что рота материального обеспечения развернуло баню, я быстро собрал вещи и направился за арык в расположение роты. По дороге в баню зашёл к особисту, поделившись наблюдениями о несоответствии внешнего облика старого пастуха и новейших японских часов, чем особист очень заинтересовался и сразу ушёл в мед. роту.
Наверно, впервые за две недели так хорошо помылся, причём не холодной водой, а горячей. Хотя в ходе помывки, как всегда это бывает в полевых условиях, только намылился и пропала вода. Но контрактник Денис, который отвечал за баню – быстро справился с этой проблемой и я не только хорошо помылся, но и успел постирать свои вещи. Когда, чистый и довольный, возвращался к себе, на командном пункте приземлился вертолёт, который выгрузил группу офицеров. Быстро развесив постиранные вещи, направился на ЦБУ.
Прилетел командующий нашей группировки: генерал-майор Гончаров, со своими офицерами, в том числе и начальником артиллерии группировки полковником Борисенко. Завтра мы должны начать продвижение вперёд: первый батальон до нп. Горагорск, а третий батальон выйти и охватить нп. Комарово. Борисенко заслушал меня по боевому порядку артиллерийских подразделений, их укомплектованности, боекомплекту, порядку применения артиллерии и ряду других вопросов. Остался удовлетворённым докладом, после чего опять долго и нудно излагал свой опыт операции в Дагестане. Я его внимательно выслушал, но снова ничего нового или так сказать принципиально нового, из применения артиллерии он мне не сообщил. А потом он неожиданно съехал на мелочи и стал придираться к несущественным недостаткам, что вылилось у нас в конфликтную ситуацию и я в резкой форме высказал сомнение в эффективности мелочной опёки с его стороны: – У меня, товарищ полковник, над душой и так «висят» три офицера с округа, а тут вы ещё со своими требованиями. Артиллерия полка к предстоящему бою готова. Утром на всех
Высокий Борисенко наклонился ко мне и с угрозой процедил: – Товарищ подполковник, не дергайтесь, а слушайте, что говорят вам более старшие и опытные товарищи, а то я вас быстро отсюда в Свердловск ваш отправлю.
Ну, это даже для начальника Ракетных войск и артиллерии группировки было грубым заявлением. Такие заявления даром не проходят. Я встал и решительно ответил
– Товарищ полковник, я готов прямо сейчас собрать вещи и убыть в Свердловск. Никто в полку даже слова не скажет в след, что я струсил и сбежал. Но только прямо сейчас напишите мне формулировку причины, по которой вы меня отсюда откомандировываете, а печать полковую сам на вашу подпись поставлю. Я жду, товарищ полковник.
Борисенко и сам понял, что перегнул палку и пошёл на попятную: – Ну что ты, подполковник сразу в бутылку полез, уже ничего резкого нельзя сказать. Давай работать спокойно. Не хочешь – не буду тебе мешать. Слушай ты решение командира полка. – Примирительно ответил он и отошёл в другой угол большой палатки. После чего он больше не вмешивался в мои действия.
Как такового заслушивания решения командира полка не было. Никитин собрал вокруг себя командиров батальонов Шпанагеля и Сергеева, начальника разведки полка Юру Шадуру, командира разведывательной роты капитана Ефименко и меня. Общими выражениями обрисовал план боя, поставил задачу начальнику штаба полка и нам, отработать всё документально. Сам вместе с Гончаровым ушёл к себе в салон. В свою очередь я вызвал к себе Громова и командиров дивизионов, тоже, но уже более детально и конкретно проработали огневое поражение конкретных целей: МТФ мы оставили на первую миномётную батарею, сами там справятся, ну а если появятся сложности, то Семёнов своим дивизионом раздолбает её, который будет работать с командиром первого батальона. Чикин идёт с командиром третьего батальона. Довёл место своего КНП, и цели трёх огневых налётов, а в последующем будем огонь вести только по мере возникновения огневого противодействия. После утряски появившихся в ходе обсуждения нестыковок я их отпустил.
К этому времени в палатку вернулся Гончаров с командиром. По ним было заметно, что посидели они в салоне хорошо. Вообще, очень интересно было наблюдать за Гончаровым. Он «гоголем» ходил по палатке ЦБУ, ощущая себя Командующим – он прямо «балдел» от этого. В его распоряжение на этот момент были – наш 276 полк, 423 и 245 полки. Самый мощный полк это наш, в нём было 2500 личного состава, танковый батальон Т-72, противотанковая батарея, два дивизиона, не было только второго батальона. А 245 и 423 полки были гораздо слабее нас, как в численном отношении, так и техническом. И он. Гончаров – Командующий группировки. Ему нравилось, когда к нему все обращались – Товарищ Командующий. Он прямо балдел – когда «рявкнет», и всё вокруг него «крутится», опьяняла власть. Ему дали спутниковый телефон, и вот он ходит и всем предлагает позвонить домой, а когда кто-нибудь дозванивался, он прямо вырастал в своих глазах.
Много работы было у офицеров штаба, надо было отработать карту командира полка, подготовить боевой приказ по полку, отправить ряд письменных распоряжений в подразделения. Тут в основном работа ложилась на ЗНШ – Андрея Порпленко. Он уже был и так измотан, а тут ещё столько надо было напечатать. Порпленко печатал на компьютере боевой приказ и каждые две минуты засыпал, его будили, он печатал и снова засыпал. Его опять будили, а он отобьёт три буквы и застынет над компьютером, оказывается уже заснул и его надо опять будить.