Дневник библиотекаря Хильдегарт
Шрифт:
— К кому холодный – к Эльбрусе? Чего ж тогда женится?
— Да нет. Он сам по себе холодный. Потому что долго-долго жил в северных странах. Где пингвины. В Антарктиде, короче.
— И там, в Антарктиде, он работает банкиром?
— Ну, да. У него много-много денег…
— Но все вклады – заморожены. Антарктида же…
— Ага. И он сам тоже немножко замороженный. А она, Эльбруса, должна отогреть ему сердце. А у этой.. как её?..
— У Эльгреки? У неё, скорее всего, жених – художник.
— Нет. Он лётчик-истребитель. И его зовут… зовут… ты думаешь, как его зовут?
— Ариэль?
— Почему Ариэль? Он же лётчик,
— А Ариэль – это не только порошок. Это ещё и дух воздуха, он летает..
— А-а-а.. Ну, тогда ладно. Пусть будет Ариэль. И он будет не только летать и истреблять, а он ещё и будет стирать.
— Свои носки? Сам? Отлично! Эльгреке с женихом повезло больше всех.
— Ты думаешь? Не знаю, не знаю… Лётчик-истребитель – это очень опасная профессия. И Эльгрека всё время за него волнуется: вдруг он кого-нибудь не того истребит, кого нужно?
— А кого нужно?
— Инопланетян, конечно. Не всех подряд, а те, которые хотят устроить межгалактическую войну. С ними что, по-твоему, что ли не надо бороться? Ты прямо так странно рассуждаешь! Если б все так рассуждали, нашей Земли давно бы уж не было!
— Ладно, не кипятись. Давай лучше придумаем, что там у этой Эльгреки с Ариэлем…
Через час мы спохватываемся, дружно взвизгиваем и бежим домой через лужи и весеннюю грязь.
— Жалко всё-таки, что нельзя их купить, этих сестёр, - говорю я Туське за обедом. Она пожимает плечами:
— А зачем? Можно же так играть, сколько хочешь.
— Н-ну.. всё равно. Часто же так бывает: что-то хочется, а купить не можешь.
— У меня – не бывает, - отрезает Туська. – У меня, чего мне хочется, всё это есть. А чего у меня нету, того мне не хочется.
— Так не бывает, Тусь. Какой смысл хотеть то, что у тебя и так есть?
— А какой смысл хотеть, чего нету?
— Ну, как же.. Представь себе: у тебя в холодильнике стоит яблочный сок. А тебе хочется грушевого. Ты идёшь к маме и просишь: мама, купи мне грушевого.
— Ага.. Но можно же не просить, а просто взять и захотеть яблочного. Р-раз! – залезть в холодильник и выпить. Ещё быстрее даже будет. И легче, чем маму просить.
— Ну, ты даёшь… По-твоему, значит, лучше синица в руках, чем журавль в небе?
Она задумывается, потом морщится.
— Не-е… Не надо синицу в руках. Она туда накакать может. Лучше, когда оба в небе – и синица, и журавлик.
— Но это же просто поговорка такая, для примера… Если они оба будут в небе, значит – не твои. И сколько бы ты ни воображала, что они твои, от этого они всё равно твоими не станут.
— Если кто-то живой, он не может быть чей-нибудь. Он всё равно только свой.
— А твоя кошка?
— Она не моя. Она просто живёт у нас. А делает, что хочет.
— Ох, Туська… Ну, хорошо. Допустим, с живыми это и вправду сложно. А с неживыми?
— Ну… вот, мой дедушка – он неживой. Он – как журавлик. В небе, то есть.
— На небе, ты хочешь сказать.
— Ну, да. На небе. Но всё равно же он – МОЙ дедушка. Хоть на небе, хоть где. А чужой дедушка мне не нужен. Зачем мне чужой?
Выбившись из сил, я умолкаю. А она разглядывает с удовлетворённой улыбкой обкусанную со всех сторон сосиску на вилке и болтает ногами. А потом откидывается на спинку стула и уточняет.
—
… Я не знаю, сколько ещё суждено простоять в витрине Эльвире, Эльбрусе и Эльгреке. Но даже если их в конце концов всё-таки продадут, и они будут стоять порознь на полках у каких-нибудь коллекционеров, отрадно осознавать, что им будет, что вспомнить. Вряд ли у других кукол из тех коллекций, в которые они попадут, были такие упоительные моменты в их биографии. Такие, как любовь пустынного шпиона Аризона, обречённого всю жизнь прятаться в шкафу, любовь безымянного банкира с замороженными в Антарктиде вкладами и сердцем и любовь бесстрашного истребителя инопланетных захватчиков, который сам стирает свои носки.
2008/03/26 дети
Философы
— Слушай, Ванька твой какой солидный стал, просто умора… Ты как – всё так же дуришь ему голову? Подико-ся, и в хор свой церковный его уж записал? Или он там давно уже поёт?
— Не поёт. Слуха нет. И его задуришь, пожалуй. Он сам, кого хочешь, задурит. Вот – недавно он мне выдаёт, представляешь… Говорит: самое главное, говорит, это то, что в человеке от природы заложено. И переделать человека нельзя, хоть ты тресни… всё равно против натуры, против генов никуда не попрёшь.
— Надо же… А сколько ему?
— Двенадцать… Погоди, погоди. Точно двенадцать? Ну, да, двенадцать… вроде бы. Надо будет всё-таки у Ленки потом уточнить.
Мужчины редко говорят в своей, мужской компании о детях. Поэтому когда всё-таки говорят, то это особенно интересно подслушивать.
— Я ему говорю: ничего подобного. В любом возрасте человек может взять и в корне измениться, и никакие гены этому не воспрепятствуют. Вот тебе классический пример: Апостол Павел. Помнишь, говорю, мы же с тобой про него читали. Он же, как Бог ему мозги вправил, полностью изменился, кардинально… просто стал другим человеком! А Ванька смотрит на меня, чешет репу, а потом выдаёт, представляешь… Говорит: ничего, говорит, подобного. Апостол Павел, он каким был, таким и остался. Просто Бог его немножечко перепрограммировал, как Терминатора.
— Что, так и сказал? Как Терминатора?
— Так и сказал. Помнишь, говорит, в первой части Терминатор – просто тупая машина для убийства. А во второй его перепрограммировали, и он уже не убивает, он – за наших… но по сути своей остался тем же, что и был. Я подумал: ёлки зелёные, а ведь правда. Апостол Павел же ни на йоту не изменился! И темперамент этот его нехилый, и напор этот, и энергичность, и такая вот… как бы сказать?... прямолинейность мышления, что ли… – всё осталось, как было. А Бог просто взял и развернул этот танк на сто восемьдесят градусов и дал ему другое боевое задание, вот и всё. И вот я и думаю теперь: может, Бог тех, кто обращается, вовсе не переделывает так уж круто? Может, он просто берёт уже то, что есть, и использует в своих, ну, то есть, в правильных целях?
– Дим, ты это… Ты мне таких вопросов не задавай. Я в этом не силён, откровенно говоря. И кто такой Апостол Павел – смутно себе представляю, если честно. И кто такой Господь Бог…